Родной человек, мой! Как же я соскучилась! До впившихся в ладони ногтей, как заноз, до искусанных изнутри щек… и это такая бесконечная мука, почему-то быть без матери.
- Не плачь, - говорит мама.
Ее лицо стирается, постепенно размываются черты, но голос спокоен и ласков.
- Не бойся, всё у тебя, деточка, будет хорошо. Мы с папой любим тебя и гордимся, - она посылает последнюю улыбку, и легкий, как выпавшее из перины перышко, воздушный поцелуй.
По щеке катится слеза – щекотная, но стереть ее - нет сил.
Мамин силуэт исчезает, но остается палисадник, лавочка и яблони. Шмель, на ухо жужжащий. Запах весны – сладкий-сладкий.
И горе – такое острое, вдруг отступает. Вместо него в душе обосновывается умиротворение – мягкое, как кошачья поступь, и становится хорошо. Так хорошо, что высыхают слезы.
***
Когда я открыла глаза, оказалось, что солнце стоит в зените. Счастливчик спал в ногах, отчего те абсолютно затекли. Пришлось вертеть стопами, разгоняя кровь, и ощущения эти были непередаваемыми, но, они меркли по сравнению с послевкусием ото сна.
Мама приснилась впервые после похорон, и вот такой – бесконечно счастливой, красивой, я хотела бы запомнить ее навсегда. И еще – навестить бы, убраться на могилах, рассказать новости. Когда все закончится – обязательно.
От резких движений кот проснулся, потянулся, зевнул по всю пасть, так, что показалось розовое в темную крапинку, ребристое нёбо, и сиганул с постели. Надо думать, проголодался.
Из кухни плыл запах кофе, а так же слышались невразумительные песенки – такое бодрое хозяйское бормотание себе под нос. И как бы мне не хотелось бесследно испариться из этой комнаты, а еще лучше напрочь с планеты, пришлось вставать и показываться живым существам в лице Третьего, и морды ускакавшего на звук лязганья приборов, Счастливчика.
У Третьего было отличное настроение, и я непроизвольно им залюбовалась. Он мазал горячие тосты сливочным маслом, и при этом что-то тихо приговаривал коту. Одет оказался по-домашнему – в белую футболку, синие джинсы; стоял босиком, будто не страшился зимних сквозняков. Глядя на чужие голые стопы, у меня по спине мурашки побежали – что еще взять с мерзлячки, что круглый год ходит в теплых носках.
Волосы у Третьего растрепались, на темечке возник вихрь, будто корова лизнула. Кот же сидел на подоконнике, ритмично бил хвостом и щурился на зимнем солнце. Со стороны казалось, что Счастливчик ведет себя донельзя пренебрежительно по отношению к хозяину дома – вроде бы как вертит носом, не слушая наставлений, но на самом деле кот просто отвлекся на воробья, что присел на карниз.
Идиллия и только.
Сама я отвыкла от таких пейзажей. Да и видела ли их вообще? Родители при мне особенно не миловались, предпочитая немо общаться влюбленными взглядами, да и погибли рано – не успела я и школы закончить.
Замуж выскочила, поспешив, но Вадим как-то не стремился к романтичным проявлениям – уходил на работу, когда я еще спала, а приходя, допоздна смотрел телевизор и ложился спать. Все наши ласки и нежности сводились к супружеской возне под одеялом. А чтоб вот так – смотреть, как мужчина готовит тебе завтрак, варит кофе, мурлычет себе под нос замысловатый мотивчик… было в этом что-то притягательное, отчего хотелось улыбаться. Пусть даже этот мужчина откровенно заявил, что хочет исключительно секса в обмен на услугу.
Я хмыкнула в ответ на мысли, чем себя и обнаружила.
- Ты уже встала? Доброго дня, - поприветствовал Третий, обернувшись на звук.
- Привет, - просто сказала я.