— В оригинале нет предлога «для», — ласково напомнил батюшка, погладив пушистую серебряную бороду.

— Что вы слушаете их?! — прозвенел подростковый фальцет. — Я вас, отец Анисий, уважаю и прошу не обращать внимания на разные там вопросы! Всё дело в деньгах. Их надо просто отменить!

— На Земле очень много денег, — ещё мягче напомнил отец Анисий. — Вряд ли можно их все отменить.

— Наши отцы строили коммунизм! — ещё звонче возмутился подросток. — И особенно деды! Они верили, что деньгам конец! Это было главное, чтобы никто не выделялся деньгами, тогда уничтожается зависть и прочее. Я сам слышал! Почему же сейчас все забыли об этом? Ведь верили! Взрослые, умные люди, победившие фашизм!

Анжелика убрала руки с аппаратуры. Руки опустились. Девушка не страдала повышенным ай-кью, но вопиющее отсутствие логики могло поразить и сухой пень. Настойчивая неприязнь телезрителей к наличным доводам гостя вкупе со стремлением выворотить беседу на свою сторону — всё это впервые предстало перед обескураженной до беспомощности труженицей фронта видимости. Бедное сердце забилось неритмично, будто всхлипывая.

Кутузов чувствовал себя ещё хуже. Ладно, вышел из роли, передал бразды отцу Анисию, ладно, батюшка справляется, ему реально сам Бог велел, обучен красноречию, но телезрители! Будто катком асфальтовым они прогладили его тонкоузорные затеи, его учёные изыски, хранящиеся в сердцевине сердца. Все его рефлексии, гордость и борьба за вполне научный атеизм — всё полетело псу под хвост, когда он понял, что никто никого не слышит, а всяк упивается токмо личной фиксой.

— А я гедонист! — восклицал очередной телесобеседник, выпущенный трясущейся Анжеликой, за руками которой лично приглядывал главный редактор.

— Очень интересно, — сказал отец Анисий. — Не затруднит ли вас объясниться? Что это такое?

— Цель жизни — удовольствие! Наслаждение! И цель искусства та же! И даже вещания кабельного… цель — наслаждение! — высокий голос не очень трезвого телезрителя имел диапазон октавы так три, рыдальчески взмывал и падал, звеня. Странный голос, кукольный.

— Целью жизни наслаждение никак быть не может, — объяснил отец Анисий. — Если оно — цель, то оно недостижимо. Могу только посочувствовать вашему заблуждению.

— Почему это недостижимо?! — обиженно завизжали сразу два телефона, и уже было не разобрать, где чей голос, поскольку к разговорам подключились и семьи абонентов, и, кажется, домашние питомцы — в эфире пищало, мяукало и даже хрюкало.

— Если вы в данной точке времени-пространства думаете о грядущем наслаждении, стремитесь к нему, то, достигнув цели, вы не сумеете насладиться, потому что и точка отсчёта переместится вместе с вами, и цель уйдёт на прежнее расстояние. — Оперный баритон отца Анисия легко перекрыл общий визг.

Кутузов чуть не подскочил. Он понял! И не важно, дошло ли сказанное батюшкой до телезрителей, он — понял! Он понял, почему погибла его жена. Это было как озарение, вне любой логики, но всё стало на свои места, даже растерзанная Библия, на ремонт которой он сейчас и зарабатывал деньги, мучая граждан свежевыдуманным «Шоу толка».

— …а если вы наслаждаетесь, радуетесь, не стремясь для этого в будущее, то есть в никуда, ведь оно ещё не наступило, — значит, вы уже умеете жить сейчас, вы уже достигли того, к чему иные только стремятся. Вы уже умеете жить. Жизнь уже началась. И тогда вам даже в голову прийти не может, что цель жизни — наслаждение. Так думать и так чувствовать — это не жить, а только готовиться к жизни. Беспокоиться о спасении души в состоянии ожидания наслаждения невозможно, да и некогда: жизнь-то еще не началась!

Зрителям всё это не понравилось. Философические речи батюшки всех смутили, особенно слово «наслаждение», оно резало слух, и звонки посыпались как горох.

— Какое право имеете вы говорить о наслаждении? — кричали отцу Анисию, забыв, что эту тему вбросил телезритель-гедонист. — Душеверть какая-то!

— Вы что, не понимаете, что вас и дети могут услышать? — солидно возмутился голос типа классной дамы из школы раздельного обучения.

— Там вся улица завалена блестящими журнальчиками, вот уж где сплошное наслаждение, вот это да! — будто похлопывая себя по ляжкам, прокукарекал какой-то сварливый мужичонка, явно алчущий неких запретных шалостей.

— Вы растлеваете молодёжь! — уверенно заявил отцу Анисию резкий молодой голос, в котором Кутузов узнал скинхеда из аптеки, пытавшегося защитить человечество и кассиршу от известного опиума.

— Нам не нужны эти ваши наслаждения! — пискнула немолодая девица пионерским голосом, очевидно, поправляя при этом синий чулок.