— Разумеется. Чем вам помочь?

— Возьмите у меня Библию.

Дама тут же соскользнула в бабулю, глаза потухли, губы сжались.

— Почём ныне опиум народа?

Профессор отшатнулся. Преподаватель стилистики, творчества и словесного мастерства, он отметил и безупречное отсутствие налипшего предлога «для», и высокое «ныне», и ехидное, особенно в этих антикварных устах, «почём». «А не влип ли я?» — успел подумать Кутузов, но сказал:

— Я хочу подарить вам эту книгу, чтобы она жила здесь, на Кутузовском проспекте, в вашем доме…

— Ах, голубчик, у меня квартира. Дома растут на другой планете, куда не долететь на рисовых страницах вашей книги, — смягчилась рептилия, возвращаясь в даму. — Вы же небось гостиничную принесли, в искусственной коже, а там, насколько я помню, тонюсенькие листочки, будто на раскрутку.

«Эк её кидает!» — невольно восхитился Кутузов.

— Как вы догадались?

— Я тоже первым делом избавилась бы именно от неё, — пояснила она, двигая даму.

«Что-то не клеится беседа…» — озадачился было Кутузов, но дама протянула руку и сказала:

— Разрешите пожать вашу. Я не могу принять ваш подарок в собственность, но у меня есть дети, внуки… и, если уж начистоту, правнуки. Могу передать кому-нибудь из них. А кстати, вон в том доме открылась букинистическая лавка.

— Нет-нет… простите меня. Я хотел вам, лично, вы такая…

— А какая вам разница, кому я отдам вашу Библию? Да хоть в контейнер брошу — вы же не увидите. Не узнаете. Неужели вам небезразлично, где окончит свои дни ваша недорогая, вся в опечатках, некогда запретная книжица?

Сначала возмутился коллекционер, потом мужчина. Внезапно взъярившись, Кутузов сверкнул очами:

— Благодарю вас, мадам. Извините. Счастливого пути.

Бабуля усмехнулась, погасила последние отсветы в зрачках и двинулась, умудрённая, в сторону от Кутузова.

Профессор стоял на февральском ветру уютного проспекта, сжимая в кармане портативный томик Библии, смотрел вслед удивительной женщине, разбирающейся в сырье для самокруток, и не мог принять никакого следующего решения. Первый раунд провалился.