Заметив это досадное упущение, Фима взял колокольчик со стола и требовательно зазвенел в него. Спустя минуту, в дверь тихо постучали.

– Войдите, – проговорил Фима, напустив строгий и деловой вид.

В комнату вплыла девушка, на описании которой стоит, пожалуй, остановиться подробнее. При её появлении, Леонид и Леон понимающе переглянулись и улыбнулись. Один из них тяжело вздохнул и закатил к потолку глаза, другой, еле слышно хмыкнул и стал заинтересованно рассматривать вошедшую.

Девушка была выше среднего роста и возвышалась почти вровень с Фимой, который тоже был немаленьким. Надетое на нее строгое, по горло застёгнутое, платье, скрывавшее всю её фигуру, как изначально задумывалось, тем не менее, выгодно подчёркивало тонкую талию и невероятно широкие бёдра, с очень заманчивым изгибом.

Сзади платье, плотно облегая её круглые ягодицы, словно приглашало мужскую руку с силой хлопнуть по ним и почувствовать волнительную упругость этих оттопыренных «булок». Щадя чувства Фимы, который однозначно запал на прелести девушки, никто из них не шевельнулся, чтобы отвесить смачного шлепка по ягодицам девушки.

Девушка была мила и имела длинные рыжеватые волосы, завёрнутые в сложную прическу. На её округлом лице выгодно выделялся маленький аккуратный носик. Пухлые губы бантиком и пронзительные карие глаза, в которых плескался свет тщательно скрываемого ума, дополняли общую картину «милоты».

Фима познакомился с ней в этом банке, когда она работала обычным кассиром, или операционистом, как сейчас бы сказали, ну и, собственно, «запал» на неё, а потом и назначил своим секретарём.

Как ни странно, Эльза Розенберг оказалась хорошим помощником. О других её достоинствах Фима предпочитал не распространяться, но, судя по его довольному виду и той энергии, которую он излучал, они, несомненно, были.

– Эльза Генриховна, принесите, пожалуйста, мокрую тряпку и стакан несладкого чая.

– А мистерам?

– А мистерам, – продолжил за двоих Шнеерзон, – пожалуйста, по бокалу пива.

– Пива нет, – ответила девушка и улыбнулась, умудрившись в этой, как казалось, милой улыбке, выразить всё своё негативное отношение к подобным продуктам и подобным просьбам.

– Гм, а что есть выпить, в смысле, попить, – поправился Шнеерзон.

– Я могу предложить уважаемым господам кофе, чай, горячий шоколад, воду обычную, воду холодную, воду горячую и очень горячую. Что будете? – и она опять мило улыбнулась, а для верности, ещё и захлопала своими длинными ресницами.

«Издевается», – подумал Шнеерзон.

«Умна», – подумал Леон, – «не стоит с ней ссориться».

– Тогда нам… Ты Леон, что будешь?

– Горячий шоколад. Вот… Две кружки с горячим шоколадом и бутылку сельтерской, – всё-таки Шнеерзон не мог остаться в долгу и назвал то, чего у девушки, вроде как, не было.

– Хорошо, – коротко бросила она и вышла, как выплыла, без всякого пошлого покачивания крутыми бёдрами, подрагивая тем, что оттопыривалось у неё сзади.

Через десять минут она внесла то, о чём её просили, в том числе и сельтерскую воду, и молча вышла, бросив долгий, обещающий райские муки, чисто женский взгляд. Фима поперхнулся и пробормотал про себя.