Мое сердце немного сжимается, на самом деле я не хочу ничего рассказывать, что еще больше его расстроит. Но лгать ему не могу.

— Она скучала по Вам и каждый день ждала. Не было дня, чтобы она усомнилась, что Вы живы.

— Как она умерла?

— Давайте поговорим об этом в другой раз, — говорю я не из жалости к нему, а скорее потому, что мне не нравится вспоминать о самых тяжелых месяцах в моей жизни.

— Давайте поговорим об этом сейчас, — настаивает он, мрачно глядя на меня.

— У нее был рак, — выдавливаю я после глубокого вдоха, который мне нужен, чтобы найти в себе силы говорить о том, что все еще причиняет мне боль.

Лиам сглатывает, отводит глаза, затем плотно сжимает губы и глубоко вдыхает.

— Она всегда хотела умереть и быть похороненной здесь, на ферме. Рядом с дедушкой.

— Да. Я ухаживала за ней, она заснула здесь.

— Спасибо, — говорит он, опустив глаза. — Я должен был быть здесь.

Я нервно втягиваю воздух и кладу ладонь на его руку.

— Это не Ваша вина.

— Моя, она не хотела, чтобы я уходил, но я все равно ушел. — Выражение его лица сурово, когда он говорит это, в то же время виновато глядя в сторону.

Нужно что-то сказать, чтобы он не чувствовал той вины, что давит на его, почти ощутимо потрескивая в воздухе. Но что сказать? Я не могу придумать ничего подходящего. Я не очень хороша в таких вещах. Я знаю, как испечь яблочный пирог, как приготовить хорошее варенье и еще лучшее гумбо. Но понятия не имею, как найти нужные слова в подобные моменты. Я никогда не знала этого.

— Она всегда гордилась Вами и рассказывала о Вас только хорошее. Вы были для нее героем.

Лиам пренебрежительно усмехается, затем качает головой.

— Она ненавидела то, что я ушел.

— Потому что она боялась, но она гордилась, — продолжаю настаивать я.

Лиам смотрит на меня, его взгляд останавливается на моем лице, словно ища доказательства лжи в нем, но ее нет, потому что Роуз всегда с гордостью рассказывала о своем внуке.

— Моя комната? — спрашивает он. — Я могу спать и в гостиной.