Уход за ней по вечерам, в то время как солнце садится за Скалистыми горами на западе, а их вершины становятся кроваво-красными, стал нашим ритуалом.

Мое ранчо самое маленькое в этой местности. На его территории есть только небольшой двухэтажный фермерский дом с двумя комнатами, конюшня на пять лошадей, где в настоящее время заняты только два стойла, сарай, два загона и старый Джордж — с незапамятных времен работающий на этом ранчо работник, который отказался уходить, только потому, что я его купила. Джордж — спокойный, вечно бурчащий старик, который из своих шестидесяти семи лет сорок пять провел на этой ферме. Он живет в маленькой квартирке над гаражом, и, поскольку кроме, этого ничего больше не знает, теперь разделяет одиночество ранчо с Беллой, ее дочерью Камиллой, овчаркой Трикси и мной.

К сожалению, Джордж уже слишком стар, чтобы делать все ремонтные работы на ранчо, а я слишком неуклюжа для этого. Я знаю, как написать книгу, рассказать о вишневом варенье и кукурузном хлебе в своем блоге, но понятия не имею, как починить забор. А забор южного загона обязательно нужно починить, так как иначе Белла и Камилла больше не смогут им пользоваться. Дело не в том, что мне не хватает денег, чтобы нанять кого-то, а скорее в наличии желающих мастеров. Потому что ни один уважающий себя специалист добровольно не пришел бы сюда, чтобы что-то сделать для меня. И именно поэтому слишком много приходится делать Джорджу. Хотя я и пытаюсь удержать его от лазания по крышам с целью починить дыры, он все равно делает это, потому что это нужно сделать. И потому что «городские идиоты заслужили хороший удар по репе», как он любит выражаться.

— Итак, моя девочка, теперь ты достаточно хороша для ночи, — говорю я, подбирая недоуздок, лежащий в траве рядом со мной, и надевая его на нее.

В ответ лошадь снова лишь фыркает. К сожалению, наши разговоры всегда односторонние. Я веду ее к воротам загона, а затем мимо дома к конюшне и в ее стойло. Мы с Джорджем сняли перегородки между боксами, чтобы Белла и ее дочь имели возможность свободно двигаться. Белла не сказала мне, но думаю, что она очень довольна своим новым домом.

Перед тем, как запереть конюшню на ночь, обе девочки получают от меня свежую воду и корм. Когда выхожу из сарая, ко мне побегает Трикси. Я почти не вижу ее днем. Большую часть времени собака проводит с Джорджем, но вечером, когда дело доходит до ужина, она пунктуальна и приветствует меня перед домом виляющим хвостом. Вероятно, дело в Джордже, который приводит овчарку, когда сам приходит на ужин.

Трикси упирается мне в руку своим прохладным, влажным носом, и я глажу ее черную шерсть. Открыв сетчатую и входную двери, я впускаю собаку в маленький коридор, где снимаю, и ставлю на предназначенный для этого поддон, грязные резиновые сапоги. Приветствую Джорджа, накрывающего для нас стол на кухне, а затем поднимаюсь, чтобы принять душ, прежде чем присоединиться к нему за ужином.

— Как прошел твой день? — спрашиваю я старика, хмуро сидящего над тарелкой с чили.

Он сильно хмурится и выглядит при этом очень недовольным. Не знаю, то ли это из-за его лысеющей головы, то ли из-за того, что он просто один из тех, кто всегда выглядит мрачным. Но я уже привыкла к этому, поэтому даже самый сварливый гундеж не способен произвести на меня впечатление. На самом деле Джордж — добродушный и очень дружелюбный пожилой джентльмен.

— Трактор больше не заводится, — коротко отвечает он и продолжает есть.

Если трактор не заводится, значит мы больше не сможем заготовить сено. В любом случае, наши луга дают и так недостаточно на всю зиму, но каждый тюк сена важен для нас, потому что мы ничего не получим от окружающих ферм. Нам придется заказывать доставку издалека, а это стоит денег. Кроме того, даже если я могу себе это позволить, мне следует быть осторожной с расходами.

— А ты не знаешь, как его починить?

— Знаю, — Джордж спокойно жует, потом очень медленно глотает. — Но я не смогу справиться без посторонней помощи.

Вопрос о том, смогу ли я помочь ему, даже не задаю, его взгляд ясно дает понять даже не думать о подобном. От меня совершенно нет никакого толка, когда дело доходит до починки. На самом деле, я скорее обуза, по мнению Джорджа, потому что не способна отличить гаечный ключ от отвертки. Я поджимаю губы и снова сосредотачиваюсь на еде. С Джорджем спорить не стоит, он всегда побеждает.

— Тогда я дам объявление.

— Х-м-м, — произносит Джордж.

Интернет для него — что-то с другой планеты. Может быть, даже сам ад. В любом случае, всякий раз, когда я о нем говорю, всегда произносится это странное подозрительное «Х-м-м».

Мы молча едим, мы никогда много не говорим, ограничиваемся лишь репликами по существу, и это нас обоих абсолютно устраивает. Когда нужно, Джордж находит нужные слова, я это знаю. Он нашел их и тогда, когда в удивительно многих предложениях разъяснил мне, что это ранчо идет только с Беллой, Камиллой, Трикси и им в придачу. И парой кур, живущих в сарае и вокруг него, и на которых мне в принципе плевать, потому что я побаиваюсь кур. Мне просто нравятся их яйца. На южном загоне на краю леса у Джорджа также есть пара ульев, о которых он настолько заботится и беспокоится, что постоянно хочет показать мне как с ними обращаться в случае, когда его не станет. Но я слишком боюсь пчел, поэтому всегда говорю ему, что передам их в заботливые руки тому, кто знает в этом толк. Тогда это становится темой спора между нами в пяти предложениях, пока Джордж не разворачивается и не уходит.

— Я помою посуду, — говорит Джордж, вставая.

— Нет, я сделаю это, — возражаю я, кладя ладонь на его руку, которая уже тянется к моей тарелке. — Сегодня среда, разве «Маленький домик в прериях» еще не начался? — спрашиваю его, потому что знаю, что этот сериал — его страсть. Иногда он, ругаясь, рассказывает мне, что, по его мнению, не было должным образом отображено.