Через какое-то время мы привыкли прятаться. Сельчане расстилали циновки на поляне посреди зарослей и не возвращались домой по целому месяцу. Поначалу я не боялась. Мы, дети, играли в те же игры, что и в деревне, пели и перекрикивались, а вечерами сидели у костра, рассказывали истории и делились слухами о войне. По ночам, лежа на спине, мы смотрели на луну и на звезд ы. Я вспоминала, как давным-давно отец говорил мне, что считать звезды нельзя.
— Если пересчитаешь и остановишься на своей звезде, то умрешь, — предупредил папа. Я толком ничего не поняла, но умирать мне точно не хотелось. Разговоры о мятежниках участились, и мы начали вести себя тише. Люди перестали готовить, чтобы мятежники не увидели дым от костров. Порой мы целыми днями ели только сырую кассаву, очень жесткую, сухую, пресную. Разговаривали все вполголоса. Стоило веточке хрустнуть в кустарнике за поляной, по спине у меня бежали мурашки. Пару раз я подслушала разговоры взрослых: они шептались о том, что мятежники не только убивают, но и пытают людей. После этого я старалась помалкивать. Когда мы прятались, Ибрагим частенько держался неподалеку и проверял, все ли у меня нормально. В таких случаях я совершенно не возражала против того, что двоюродный брат мной командует.
Год спустя в сезон засухи сообщения о мятежниках посыпались снова, и наш глава решил, что сельчанам нужно отправиться в деревню под названием Манарма.
— В Манарме много жителей, — пояснил он, когда мы собрались выслушать его предложение. — Там будет безопаснее, чем в буше.
Отправка в Манарму не отличалась от предыдущих побегов из родной деревни. Мы рассчитывали вернуться к нормальной жизни, когда наш глава скажет, что опасность миновала.
Только на этот раз получилось иначе.
ГЛАВА 2
Пальмовое масло — растительный жир из мякоти плодов пальмы. Цветом оно темно-оранжевое, и в Сьерра-Леоне готовят в основном на нем.
«Если приснилось пальмовое масло, жди кровопролития», — однажды, когда мне было семь лет, сказала бабушка.
Подрастая, я часто видела во сне пальмовое масло и действительно каждый раз то царапалась, играя в салки, то коленку разбивала. Самый ужасный сон про пальмовое масло приснился мне нашей первой ночью в Манарме. Мне виделась большая яма в земле, полная пальмового масла. Я стояла на дне ямы, и масло доходило мне до колен. Рядом с ямой был оловянный бак, в котором наша семья держала свежую озерную воду. Деревянные подпорки бака горели, вода в нем кипела, из сливного отверстия к безоблачному небу поднимались струи пара. Вот деревянные ножки закачались, и бак опрокинулся. Падая, он превратился в мою голову. Теперь я видела, что воды в баке нет — только пальмовое масло. Моя голова упала на землю, а тело полностью покрылось густым маслом.
Проснулась я с криками. Той ночью я спала на полу, расстелив циновку рядом с Адамсей. В доме было человек пятнадцать, в том числе хозяин хижины с семьей, Мари и Али, Адамсей, Мохамед и Ибрагим. Утро только-только начиналось: за окнами в дальнем конце комнаты забрезжил свет. Мои крики разбудили Али. От его сердитого взгляда меня бросило в дрожь. Я знала: он злится, что я поднимаю шум. Нас предупредили, что о приближении мятежников мы узнаем по выстрелам, а пока надо вести себя как можно тише. Я боялась, что Али поколотит меня за громкие крики. Дядя был крупным мужчиной. Когда мы, дети, его не слушались, он любил демонстрировать силу — хватал розги и нещадно нас сек.
Дядя так и буравил меня карими глазами, рядом с ним крепко спала Мари. Я решила, что вот сейчас меня высекут. Тут кто-то из спящих зашевелился.
— Постарайся не шуметь! — зашипел Али. — Иначе ты всех нас погубишь. — Еще один сердитый взгляд, и дядя опустил голову на циновку.
Я вздохнула и с облегчением вытерла пот со лба. В комнате уже становилось жарко. Скатав циновку, я одернула хлопковое платье, в котором спала, и вышла на улицу посмотреть, кто проснулся.
Про страшный сон я никому не рассказала, по крайней мере сразу. Оглядевшись, я пошла за незнакомой женщиной к реке, что протекала неподалеку.
На берегу я ополоснула лицо, смочила водой короткие косички, почистила зубы жевательной палочкой, которой служила простая веточка, и начала помогать незнакомке со стиркой. Я несла пластмассовый кувшин с водой обратно в деревню, когда ко мне подошел Али. «Ну вот, — подумала я. — Сейчас побьет». Вместо этого дядя сказал, что хочет отправить меня за едой в Магборо.
Я подумала, что ослышалась, и вежливо переспросила:
— Куда ты собираешься меня отправить?
— В Магборо вместе с Адамсей, Ибрагимом и Мохамедом. Принесете еду из погреба, — ответил Али.
Я замерла, потрясенная до глубины души; капли воды из кувшина стекали у меня по лицу и спине. «Кто отправляет детей в деревню, на которую вот-вот нападут мятежники?» — думала я.