– Дошло-дошло, – подтвердила Ирина, – и кустарей национализировали, и коров в крестьянских хозяйствах резали, и деревни укрупняли в поселки городского типа, – да так ловко и с таким энтузиазмом, что придушили свое сельское хозяйство, подсев на импорт продовольствия от проклятых буржуинов. Будет у вас, товарищ Ульянов, один верный последователь который пообещал, что через двадцать лет советский народ будет жить при коммунизме, а на самом деле его политика шараханья из крайности в крайность привела страну к реставрации капитализма. Товарищ Михаил прав. Принцип национализации средств производства, доведенный до абсолюта, тяжело бьет по экономике государства, делая ее неконкурентоспособной. И не поможет вам тогда никакая социальная справедливость, ибо ее одну, без сопутствующих товаров и услуг, на хлеб тоже не намажешь.

– Спасибо, Ирочка, – сказал император, – таким образом, я остановился на том, что экономика при моем монархическом социализме будет многоукладной, государственная или общественная собственность будут существовать там, где это необходимо, а частная – там, где уместно. Кроме таких крайностей, как государственная и частная собственность, будут существовать и такие формы владения средствами производства, как артельная и кооперативная. Также уже поощряется (и далее будет поощряться) практика, когда рабочие коллективы становятся сособственниками предприятий. Так что можно предполагать, что во многих случаях форма собственности может быть комбинированной, когда часть паев принадлежит государству, часть частному лицу-капиталисту, а часть коллективу из рабочих и инженеров…

– Постойте, постойте, товарищ Михаил, – возразил Ильич, – но ваша многоукладная экономика все равно будет подвержена кризисам перепроизводства, чему будет способствовать само существование частного капиталистического интереса, который не направлен на потребление, а значит, и не создает платежеспособный спрос, потому что служит лишь для накопления капитала. Некоторые наши оппоненты говорят, что в эпоху крупного капитала, монополизирующего целые отрасли, будет возможно так управлять производством, чтобы избежать выпуска ненужных товаров. Но при этом эти господа не учитывают, что капиталист знает только одно средство для управления производством – это закрытие заводов и фабрик и увольнение персонала, что еще больше сужает платежеспособный спрос и приближает кризис. Для того, чтобы покрыть эту разницу и избежать проблем, вы должны будете либо продать часть товаров за границу, либо выпускать на эту сумму необеспеченные бумажные деньги (что вызовет инфляцию), либо брать в долг у российских или зарубежных банкиров. Одно из трех, четвертого не дано. Полного равновесия между товарной массой и предназначенным для ее поглощения платежеспособным спросом может добиться только истинно социалистическая экономика, исключающая частный интерес.

– Это вы постойте, товарищ Ульянов, – ответил император, – ваши выкладки были бы верны, если бы класс капиталистов вовсе не участвовал в создании платежеспособного спроса; а ведь он в нем участвует, только в более высоком ценовом сегменте. К тому же помимо ручного труда существует машинный, который не оплачивается, потому что станки, увеличивающие производительность работников, не нуждаются в выплате жалованья, а стало быть, эта неоплачиваемая разница и может быть направлена на удешевление товарной массы, чтобы та вписалась в имеющийся объем платежеспособного спроса. Как крайний случай такого удешевления можно взять теоретически предсказанный вами коммунизм, когда вся товарная масса будет производиться машинами без участия людей, а следовательно, ее цена будет стремиться к нулю.

– Это вы погодите, товарищ Михаил! – разгоряченно выкрикнул Ильич, – в отношении потребления буржуазии вы были бы правы, если бы дело касалось только мелкой и средней буржуазии, которые, действительно, все свои доходы пускают на оборот или потребление. Крупная буржуазия тратит намного меньше, чем выжимает из рабочего класса и крестьянства, аккумулируя в виде так называемого богатства значительную часть национального дохода. Кроме того, та же крупная буржуазия предпочитает потреблять где-нибудь за пределами нашего богоспасаемого отечества в Лондоне, Париже, Ницце и Монте-Карло, что еще больше усиливает перекосы в запланированной вами смешанной экономике. Ведь те успехи в экономике, которые вы имеете сейчас, в значительной степени объясняются компенсационными процессами, вызванными резким снижением нормы эксплуатации основной части населения. У народа появились деньги, и люди начали тратить их на самое необходимое. Еще в какой-то степени на нынешний платежеспособный спрос срабатывает развернутая вами программа кредитования бедняцких и середняцких хозяйств, но спрос, вызванный таким образом, можно сказать, взят взаймы у будущих периодов. Рано или поздно эффект от снижения эксплуатации и кредитования малообеспеченных слоев населения закончится и мы вернемся все к тем же циклическим кризисам, только, с позволения сказать, двумя этажами выше, а вместе с кризисами вернется и почти исчезнувшая социальная напряженность…

Закончив эту тираду, Ильич несколько раз прошелся взад-вперед по комнате, будто собираясь с мыслями, а потом, остановившись и внезапно развернувшись в сторону императора Михаила, вдруг с ехидцей в голосе добавил:

– Отдельно должен сказать о вашей ошибке по поводу бесплатности доли прибавочной стоимости, образуемой за счет применения все более совершенствующихся машин и механизмов. Это только кажется, что машины работают бесплатно. На самом деле по мере совершенствования техники ее эксплуатация становится делом все более сложным и затратным. Обслуживают машины и механизмы специальные люди, получающие немалое жалование, кроме того, для них необходимы смазка, топливо, запасные части и расходные материалы, которые тоже стоят денег. Хотя должен сказать, что вырабатывают современные машины значительно больше, чем потребляют, а следовательно, никакая кустарная мастерская, несмотря ни на какое мастерство своих рабочих, не в состоянии конкурировать с самой плохонькой фабричкой, использующей механические станки. Теб м не менее следует признать, что выигрыш от механизации имеется, и немалый. Но главное заключается в том, что пока эти машины и механизмы находятся в собственности крупного капитала (ибо только именно он способен приобретать их и внедрять в производство), весь экономический эффект от их работы в полном объеме будет присвоен себе их владельцами. Эффект снижения цен может наблюдаться только в момент агрессивных конкурентных войн, когда монополии в отчаянной борьбе стремятся вытеснить друг друга с рынка, но как только одна из таких монополий одержит победу, цены снова стремительно вырастают даже выше прежнего уровня. Ни один капиталист не захочет терять прибыль, а капиталистов-монополистов эта истина касается вдвойне и втройне.

– Никакого крупного монополистического капитала, за исключением государственного, в Российской империи не будет, – резко ответил император Михаил. – В крайнем случае это будут акционерные общества с доминирующим государственным участием. При этом у государства будет преимущественное право выкупа долей других держателей, за исключением долей рабочего коллектива. Россия самой огромностью своего размера и расположением между Европой и Азией обречена на то, чтобы значительная часть ее национального дохода изымалась из общего пользования для решения стратегических задач. Поэтому добыча золота, алмазов, нефти, угля, железной руды и прочие производства, жизненно-важные для Империи, со временем целиком перейдут под государственный контроль. Полностью частный капитал, без государственного участия, будет разрешен только для предприятий, изготовляющих товары конечного потребления и полуфабрикаты, с числом работников не превышающим ста человек. Впрочем, Мы надеемся, что значительную долю таких небольших предприятий составят производственные артели и кооперативы, где прибавочная стоимость будет делиться на всех работающих. Собственно, в основном такие малые частные и артельные предприятия нужны нам для того, чтобы закрыть ту мелкую, повседневную часть промышленности, которой просто невместно заниматься государству: вроде той же починки штиблет или уличной торговли вразнос разными мелочами…

– Очень интересно, товарищ Михаил, – задумчиво произнес Ильич, – только на социализм сия экономическая конструкция похожа мало. Сдается мне, что это больше напоминает государственно-капиталистический монополизм, с вами в роли единственного владельца заводов, газет, пароходов и вообще всего ценного, что существует в этой стране. Нет, нет и еще раз нет! Государственный контроль за основными областями промышленности – это еще не социализм, а лишь один из основных его признаков. Ну а пока монархическое лицо я в этой системе вижу, а вот социализма там попросту нет. Если желаете, можете меня переубедить, но я все равно твердо буду стоять на своем.

– Товарищ Ульянов, – сказал император Михаил, – возможно, отчасти вы правы. Дилемма «социализм – капитализм» решается не формой собственности на средства производства, а тем, на какие цели тратится полученная прибавочная стоимость. Переход к социализму будет означать, что наши подданные начнут получать от государства всеобщее образование (в перспективе – общее среднее), а также всеобщее медицинское обеспечение; государство также обязуется вести контроль за снижением уровня цен и проводить иную политику, направленную на улучшения благосостояния населения.

– Ну хорошо… – Ильич почти добежал до лестницы, ведущей на верхний этаж библиотеки, потом вернулся обратно. – Допустим, вам все удалось и эта хитрая экономическая конструкция заработала, сводя в ваши руки ниточки управления страной. Будучи хорошо отстроенной, такая система сможет работать почти бесконечно долго. Единственный ее недостаток в том, что, сохраняя отжившие свое аристократические титулы, а также потомственное и личное дворянство, она игнорирует принцип справедливости, а следовательно, и не является социалистической.

– Является, – твердо заявил Михаил, – сейчас, когда у меня есть гвардейские части, составленные не из дворян (я имею в виду морскую пехоту), я могу решительно заявить, что отменяю указ императора Петра Федоровича о Вольности Дворянской, и повелеваю с первого января будущего 1909 года считать дворянином только того, кто состоит или состоял прежде на действительной военной или гражданской службе. Подтвердить потомственное дворянство можно будет получением тех же чинов, достижением которых рожденные в подлом сословии получают дворянство личное… Вот вам и справедливость. Хочешь носить звание российского дворянина – служи. Не хочешь служить – шагом марш в мещане. Третьего не дано. Дворянские привилегии надо заслужить, и при этом желательно кровью… Я понимаю, что сопротивление этому моему указу будет диким, но операцию по отделению агнцев от говнищ проделать необходимо.

После этих слов в Готической библиотеке настала мертвая тишина. И Ильич, и Коба пытались мысленно проанализировать тот мир, на жизнь в котором их обрек император Михаил. Получалось, что работы у всех у них будет великое множество, а времени для отдыха совсем мало, потому что новая политика потребует от всех них особо тщательной и напряженной работы. Все же прочее можно будет сказать по прошествии года, двух или даже пяти, когда новая система будет обкатана во всей своей красе.

Уже в конце, когда аудиенция была окончена и гости принялись прощаться, император Михаил попросил чету Джугашвили задержаться на полуденное чаепитие. Мол, императрица Мария Владимировна изъявляла желание встретиться с первой своей наставницей в деле европейского этикета и заодно закадычной подругой, которая в свое время приняла ее как родную. Мол, посидеть, попить чайку и поговорить на такие темы, которые, в общем-то, поднимаются между людьми, которые довольно близки между собой. Товарищ Ульянов все правильно понял, откланялся и ушел (тем более что подобное времяпрепровождение было для него египетской пыткой). А вот Коба и Ирина Владимировна остались и последовали за императором туда, где все было приготовлено для чайной церемонии, и ждала русская императрица, дочь императора Муцухито, которая весьма серьезно относилась к подобным вещам.