— Ганс, ты погляди. Эй, Кюссель, ты уснул что ли?
Штурман — бомбардир с трудом оторвал взгляд от карты.
— Да нет, просто смотрю, как мы шли. Нехилый крюк наш Герман дал.
— В нашей девятке трое чужаков. От пятнахи шестерка домой идет. Причем у Шмидта повреждения. Хорошо если до береговой линии дотянет.
— Значит, опять нас побили?
— Не побили. Они несколько бомбардировщиков конечно на свой счет записали, а мы завод разбомбили, — Карл сам не знал, хотел он утешить себя или остальных. Как бы то ни было, получилось плохо.
На берегу Канала, с биноклями стояло несколько человек. Рихтгофен нервно мерил шагами небольшую площадку, на которой располагались офицеры его штаба.
— Ну что там? Какие потери?
— Пока неизвестно.
— Не врать, — коротко отрезал Барон.
— Пока точно неизвестно, — поправился стушевавшийся офицер. — Но ребята Остермана там рядом крутились, посчитали — как минимум три процента безвозвратных.
— С учетом тех, кто не дотянет, разобьется при посадке и просто невосстановим, будет не меньше пяти, — подытожил Рихтгофен. — Опять двадцать вылетов на потерю.
— В ночь? — спросил один из спутников. — Иначе останемся без самолетов.
— Нельзя, — ответил барон после секундного молчания. — Нельзя. Ночные бомбардировки без точной привязки и радиомаяков бесполезны. Только как пропаганда, притом дорогая.
— Днем нельзя — проценты зашкаливают, ночью нельзя — бесполезно, что же делать? — вновь спросил собеседник. — Что мне сказать Хейману?
— Пока не знаю, — отозвался Рихтгофен, не отрываясь от дивизии, распадающейся на отдельные звенья, заходящие на посадку. — Не знаю… Мы в вилке, которая происходит от технической недостаточности. Чтобы действовать днем нужно больше истребителей сопровождения с большим радиусом действия. Чтобы бить ночью, нужно переоснащать всю радиолокацию и вводить специальные группы наводчиков. С тем, что у нас сейчас мы не добьемся успеха ни так, ни этак.
— Это неприемлемый ответ, — жестко возразил спутник.
— Какой есть, — в тон ему ответил Барон, оторвавшись от зрелища самолетов, и задушевно продолжил, — как говорил мой покойный отец, если бордель перестает приносить доход, бесполезно переставлять кровати, нужно менять девочек.
Второй поперхнулся, остальные как по команде уставились в разные стороны, тщательно изображая глухоту и немоту.
Рихтгофен отвернулся, давая понять, что разговор закончен и снова уставился в небо.