— Приятного аппетита.

Плавно завязался разговор ни о чем. О погоде, о способах приготовления яиц и прочих пустяках, беседа из тех, которыми занимают время вежливые, но не слишком хорошо знакомые люди.

Шанов продолжил кулинарное колдовство, посыпая яичницу странными порошками из глиняных горшочков, очень древних на вид. Потом с аппетитом начал ее уплетать. Наталья пила чай, исподволь оценивая нового соседа. Он был немного ниже среднего роста, но с жилистой фигурой спортсмена или просто очень здорового человека. Женский взгляд Натальи отметил белую рубашку с очень короткими рукавами и темно — коричневые штаны на завязках, такие носили лет двадцать назад. И то и другое достаточно старое, почти ветхое. Похоже, Шанову не было совершенно никакого дела ни до моды, ни до женского внимания… последняя мысль отозвалась в ее сердце едва заметным уколом. Шанов был бы похож на оборванца, если бы не идеальная чистота одежды и следы тщательной починки, сделанной мужской рукой — ровные, но слишком крупные стежки.

Стрижка была такой же, как у многих мужчин Союза — полувоенный ежик, но чуть длиннее обычного, непонятного сероватого отлива, похоже на равномерную преждевременную седину. Немного позади левого уха среди волос пролегла голая полоска длинного неровного шрама, идущего почти по всему затылку. Лицо ничем не примечательное, узкое, скуластое. Высокий лоб, глубоко прорезанный вертикальными морщинами, тонкие, бледные, но хорошо очерченные губы. Выделялся взгляд — с легким прищуром на левый глаз, очень цепкий и внимательный. Возраст определить было сложно, Шанову равно можно было дать и лет тридцать, и все пятьдесят. Не то преждевременно состарившийся, не то хорошо сохранившийся. Медицинский опыт Натальи склонялся к первому.

Еще у Шанова была очень странная манера общения. Он говорил неизменно ровно, очень скупо проявляя эмоции. Улыбался редко, самыми краешками губ, при неподвижном лице. Скорее даже не улыбался, а обозначал видимость улыбки. И время от времени неожиданно делал паузы на одну — две секунды, словно оценивая на внутренних весах — о чем стоит сказать, а о чем — умолчать. О себе не говорил вообще, ограничившись определением "небольшой служащий". Впрочем, даже если бы он не оговорился в самом начале, оборвав себя на слове "товарищ", у Шанова прямо таки на лбу было написано: "военный". Это читалось в выправке, осанке, прямой как доска, повороте головы, в спокойном чувстве достоинства, облегающем Шанова как невидимый плащ. Наталья была наблюдательна и уже второй год ставила на ноги раненных воинов, многолетнюю привычку командовать и подчиняться она вычисляла с первого взгляда. Еще он очень характерно ел, не жадно, но быстро, низко наклонившись над сковородкой, как бы закрывая ее собой от ветра и дождя

— У вас было ранение правой руки? — спросила она, проверяя догадку

Пауза. Он аккуратно положил вилку и прямо посмотрел ей в глаза. Она никак не могла понять, какого цвета глаза у него, не то карие, не то угольно черные, они словно переливались оттенками темного, в зависимости от настроения и света.

— С чего вы взяли? — с легкой толикой раздражения спросил он в ответ. Плечи слегка напряглись, голова чуть опустилась.

— Немного неестественно держите кисть, движения чуть скованные, — против воли она автоматически взяла тон профессионального медика. — Я врач, хирург — травматолог. Теперь специализируюсь на огнестрельных ранениях и минно — взрывных травмах. У вас было повреждение правого предплечья и лучезапястного сустава, тяжелое, скорее всего с раздроблением. Лечили очень хорошо, но такое всегда оставляет след.

Шанов слегка расслабился.

— Врач. Это очень хорошая и полезная профессия, — обычным ровным тоном ответил он, наконец. И даже обозначил свою скупую улыбку.

Снова пауза.

— Да, у меня было… была тяжелая… травма. Лет… да, около десяти лет назад. Иногда болит и мешает, особенно в такую погоду, на смене сезонов.

Вилка проскребла по дну сковородки, выбирая остатки завтрака.

— Ну что же, можно сказать, что мы познакомились. К сожалению, мне пора.

Особого сожаления в его голосе не слышалось. Шанов резко встал, размашистым движением прихватил сковородку. От неожиданности она вздрогнула. На мгновение ей показалось, что сейчас он швырнет посуду в тазик с водой. Как это водилось за Дмитрием в последние полгода их супружества. Он заметил ее испуг, недоуменно едва заметно пожал плечами.

Посуду он мыл так же, как и ел — быстро, но без спешки, аккуратно, точными движениями. После, не оборачиваясь, ушел. Наталья машинально допила чай, совершенно по — мужски обдумывая то, что узнала о соседе за это короткое утро.

Вероятнее всего военный. Судя по манере общения — офицер, причем достаточно высокого полета. Но не "кабинетный", много путешествовал. На руках не было характерного следа въевшихся горюче — смазочных, значит не из мехвойск. Был ранен. Занимается физкультурными упражнениями или много времени проводит за тяжелой работой. И определенно связан с какими‑то немалыми секретами, ей и ранее приходилось общаться с людьми, опутанными разнообразными подписками, но у Шанова постоянный самоконтроль и взвешивание всякого слова превосходили всякую меру. У обычных "тружеников войны" такого не бывает.

Очень, очень интересный человек, буквально сотканный из контрастов.

И как‑то немного, самую малость грустно становилось оттого, что он ушел, не обернувшись и не сказав хотя бы "до свидания"…