— Разумеется, сэр Уинстон. И не одним. В случае вашего сопротивления правительственный кризис неизбежен, но я полагаю, мы его преодолеем. Во благо страны и мира.

— Вы готовы прямо выступить против меня и всех моих сторонников? — взгляд Черчилля стал пронзительным. — Моя репутация сильно пошатнулась, но я могу поднять многих и многих. Бороться со мной — тяжкий труд даже сейчас.

— Да. Этого требует долг правителя… и моя совесть.

— Надеюсь, что это именно так… — Черчилль успокаивающе поднял ладонь, упреждая возмущенное движение Элизабет. — Позвольте мне подумать пару минут, прежде чем я отвечу вам.

Чуть прикрыв глаза, премьер откинулся на спинку кресла, сжав подлокотники. Там, где другой не увидел бы ничего кроме нескольких напыщенных фраз, он прозревал сущность и душу человека… А ведь юной королеве не занимать силы и величия. Как жаль, что это выяснилось только сейчас… Хотя бы четырьмя годами раньше. Но кто мог предполагать, что юное дитя рождено для трона? Кто вообще теперь ожидает от королей силы и решимости?.. Впрочем, тогда она была совсем девочкой, а скорбь о несбывшемся — удел слабых и неудачников.

Но как же все удачно получается. Самое удачное из возможных развитие разговора, и практически без усилий с его стороны.

Однако, радоваться рано, теперь самое сложное.

— Ваше величество, я предлагаю вам сделку, — сказал он.

Она вежливо приподняла бровь. Элизабет была королевой и дочерью короля, а это обязывает. Гордость и сознание собственной значимости были у нее в крови.

— Вы полагаете, что торговля с сюзереном в данном случае уместна?

— Назовем это дружеской любезностью. Вы согласитесь выслушать меня. Быть может, мои слова покажутся вам достойными самых тщательных раздумий… По крайней мере, я надеюсь на это.

— Если нет? — быстро спросила она, пожалуй, чересчур быстро.

— Я приму ваше предложение. Отставка. Без сопротивления, — просто ответил он.

Все же она была очень молода и очень неопытна. Премьер читал по ее лицу как открытой книге. Готовность к борьбе, решимость, шок, удивление, облегчение… И вновь легкое сожаление укололо его — если бы Георг умер пораньше, если бы ее нрав и потенциал проявились не сейчас…

— Я не верю вам, — наконец сказала она. — Не верю, — добавила решительно.

— Но говорите. Я выслушаю все сказанное вами, хотя сомневаюсь, что эта речь поможет вам.

— Независимо от последствий, я полагаю, что вы извлечете несомненную пользу из моей… речи.

Черчилль удобнее устроился в кресле. Ему было легко и спокойно, насколько может быть спокойно человеку, балансирующему на краю позорного окончания карьеры. Первую половину сражения он выиграл. Придя, чтобы без лишних разговоров ввергнуть державу в смуту она внимательно слушает его. Теперь предстояло самое сложное. Найти те единственные слова, которые будут правильными и понятными. Черчилль устроился удобнее, глубоко вздохнул и заговорил.

— Ваше величество, я действительно бросил империю в горнило войны. Более того, я намерен сделать это снова.

Некрасивая судорога перекосила мраморное лицо Элизабет, на мгновение Черчиллю показалось, что сейчас она запустит в него стаканом. Но мгновение спустя она вновь смотрела на премьера с тем же непроницаемо — спокойным выражением.