Дзинь!

Струны на кобзе лопнули и с подвыванием разлетелись в стороны. В тот же миг Кобзарь застыл, будто налетел на невидимую стену, поднял голову к небу и, раскинув руки в стороны, долго, протяжно закричал.

Теодор с ужасом слушал этот вопль, полный боли: казалось, музыканта пронзили копьем в самую грудь. Кобза выпала из его ослабевших пальцев и с жалобным стуком упала на землю, а сам музыкант согнулся пополам и схватился рукой за сердце. По его белым щекам струились слезы, хотя Теодор прекрасно знал, что Кобзарь плакать не может. Музыкант стонал и рыдал, захлебываясь от боли, терзал пуговицу-сердце, которую пришил к тому месту на груди, где должно было быть его собственное.

— Больно… — захлебывался он. — Мне больно… Больно…

Тео, не в силах больше играть, уперся руками в мостовую, пытаясь дышать, но боль пронзала легкие.

Повисла блаженная тишина.

Над домами ударили золотые лучи.

На земле черными кучами лежали тела нелюдимцев и мертвые Охотники. Оставшиеся в живых смотрели на две фигуры в центре площади: Кобзарь рыдал, а перед ним на коленях сидел мертвенно-бледный Теодор.

Перед глазами Тео все поплыло. Воздуха не хватало. Слабость. Ужасная слабость. Площадь заволок туман, и Теодор лишь слышал, как к нему кто-то идет, стуча каблуками. Вот он склонился, что-то бормочет. Множество бирюлек бренчат и тренькают над головой…

— Тео… — шептал Кобзарь. — Тео Ливиану…

Тео поднял лицо и приоткрыл веки: над ним горели широко распахнутые глаза — голубой и зеленый. Лицо Кобзаря подергивалось от судорог, он прерывисто, с хрипом дышал. И слезы, будто капли горячего дождя, капали на окровавленное лицо Тео.

Кобзарь присел, провел ладонью по плечу Тео, уронив голову ему на грудь, зарыдал.

— Прости меня, Тео… Прости меня… Прости…

Глава 22

О враге и друге

Тео Ливиану открыл глаза.

Он стоял посреди круглого огромного зала. Казалось, зал бесконечен: на черных стенах мерцали звездочками светильники, пол отражался в потолке, а потолок — в полу, и Теодору вновь почудилось, что он оказался в центре Вселенной.

Падает в полночь.

И сразу понял.

Он умер.