Санда замолчала. Вдруг подняла голову и посмотрела в лес. Тео перехватил ее взгляд.

— Что такое?

— Да… показалось…

Это Теодору не понравилось. Он притворился, что спит. Но ясно слышал: Санде неспокойно. Наконец она снова встала и побрела прочь. Теодора разрывали противоречия: с одной стороны, он понимал, что идти вслед за девушкой дурная затея. Может, ничего особенного? И все же… Ему вспомнилось путешествие в Полночь, когда Санда стала секретничать. Тогда Вангели пытался склонить ее на свою сторону, убедив, что Тео опасен…

Вдруг до Тео донесся легкий вскрик. Он встрепенулся, приподнялся на локте. Охотники мирно спали вокруг костра, оглашая громким сопением и храпом округу. Не было только Вангели, который стоял в дозоре.

Теодор выбрался из-под одеяла, надел плащ и пошел наугад, не забыв прихватить оружие. Чуть поодаль он услышал голоса. Санда с кем-то говорила, жалобно, почти хныча. Сердце Тео забилось с частотой кошачьего; он зашагал быстрее и очутился на краю небольшого просвета в деревьях. Под сосной стояла Санда и протягивала руки к кому-то, скрывающемуся в темном густом ежевичнике.

— Пожалуйста…

— Нет… Прости… Я только…

— Что с тобой? Почему ты не выйдешь?

— Пташка, я…

У Тео перехватило дыхание. Он спрятался за деревом и увидел в просвете кустов что-то белое. Санда и Раду говорили.

«Как, ради всего святого, он мог очутиться здесь? За километры от Китилы?! — Теодору почти не верилось в то, что он слышит. — Может, это и не Раду совсем?»

Он чуть шагнул в сторону, стараясь разглядеть белое пятно. Вдруг по ногам прокатилась волна холода. И Теодор мигом этот холод узнал. Он заозирался, вглядываясь в темные стволы.

«Только не это….»

Разговор продолжался:

— Прости меня… прости…

— Раду, пожалуйста. Нам нужно поговорить. Как ты здесь очутился? Что с тобой? Ты ранен?

— Да… нет… я не знаю, Пташка!

Голос был растерянный, хныкающий. Наконец белая фигура вышла из-за деревьев, и Теодор оторопел: это действительно был Раду. Высокий и угловатый, он казался еще худее, чем был в Полуночи. Слезы блестели в глазах, до того красных, что казались налившимися кровью, и смотреть на них было страшно. Темные, затравленные, угасшие. От Раду разило жутью. Санда попятилась, но парень шагнул к ней, жалобно протягивая руки…

— Пожалуйста… Пташка!