«Ты простил меня?»

«Прости…»

Почему, черт возьми, почему так щиплет глаза?

Рука парня, усыпанная веснушками — те на синеватой коже побледнели, почти пропали, — лежала подле руки Иляны. Тео вспомнил, как Гелу рассказал, что влюблен в Иляну. И что не может быть с ней. Теперь, после смерти, они вместе. Руки лежали так близко, что мизинцы соприкасались.

Вместе, но поздно.

Из кармана Гелу высовывался кончик коричневой трубочки. Флуер. Он так хотел подарить дудочку Иляне.

Но не успел.

Теодор копал яму, стирая кожу на ладонях в кровь. Взбухли волдыри, но он продолжал работать. Только это могло задушить боль. Приглушить ее — но не прогнать прочь. За этот месяц он успел похоронить троих: двоих, кого любил. Одного, кого ненавидел.

Теперь же предстояло проводить в последний путь еще нескольких.

Пусть они провели вместе так мало времени.

Но все они — люди.

Защищали его. Отдали жизни за него, Санду, Шнырялу.

И Теодор был благодарен.

Ему было больно. Жалко. Их. Себя.

Но хуже всего, больнее всего были воспоминания — смешно подумать — сегодняшней давности. Всего пара часов, а уже прошлое, которое не вернуть. Оно ушло вослед мертвецам.

«Тео… ты простил меня?»

Теодор вонзил лопату во влажную почву. Земля чавкнула, когда он отодрал пласт скользкого чернозема и отбросил в сторону. Ком упал монолитной глыбой, тяжело откатился и даже не разбился на кусочки.

Почему Тео все время думал о словах Телу? Почему?

Змеи в желудке мерзко заскользили, впиваясь во внутренности, высасывая силы. Тео остановился, уставился в черное дно ямы. Стены могилы сдавили со всех сторон.

Скоро сюда опустят Гелу.