Курим, слегка перебрасываемся словами, а меня внутри разгадка загадки покоя не дает. Прикинул, пора спросить, а то уже по половине сигарет сожгли. Так, что или сейчас, или до новой порции никотина ждать. Замучил меня уже этот ребус без ответов.

– Чего ты сосед, по ночам все двигаешь? – спросил, а сам затянулся до всех своих глубин, в ожидание ответа.

– Да, понимаешь. Диван у нас раскладной на колесиках. Двадцать лет, как к одной стене придвинули, так и стоит. В полу колея, уже от колесиков этих, глубиной сантиметра три. Пару раз, я уже резину на колесиках менял. Жене, толкую, – давай выкинем, она ни в какую. Упрется, как Брестская крепость: это наша первая семейная покупка, воспоминаний сколько. Да и не купишь сейчас такой, не делают уже. Тут она права, что не делают, это точно. В нем доска сороковка, представляешь?

–Представляю, – выдыхаю я дым, – А у меня голова распухла, – Чего это вы все там двигаете?

– У одного тебя, что ли пухнет? Сосед снизу тоже интересовался. Чего это вы там делаете? Может и мне пригодиться? Расскажи, я на это дело, бутылки не пожалею, – отвечает мне сосед.

Знаю я этого соседа снизу, на лестнице сталкивались. Хиппи, джинсовое. Лет этак к тридцати, волосы в косицу заплетены. Пару раз в месяц, голос его слышу, орет на весь подъезд, хлопая дверью,

– Посмотрю, как ты жить без меня будешь, коза не доенная.

– Тебя, молоком поить что ли? А ты заслужил? – отвечают из квартиры, – и если я коза, то ты козел винторогий.

А коза, ничего себе, такая козочка. Ладненькая такая. К такой любой бы присосался, если б разрешила, «молочка» попить. По подъезду идет, «копытца» каблучками, призывно так стучат, слух мой радуют. Как в дальнем походе, шум винтов, гражданских судов.

– И чего ты ему ответил? – заинтересовано спрашиваю соседа.

– Сначала хотел ему, все как есть, сказать. Но он, предложенной бутылкой, мне горло пережал.

Что первое в голову пришло, то и сказал. Сказал ему, что с женой, в «толкача играем».

– Это как? – закашлялся я.

– Ну, вроде я бульдозер, а она препятствие. И вот я приноравливаюсь, и «отвалом» толкаю ее, толкаю. Она, конечно, сопротивляется, хватается за все, что на пути подвернется. За мебель, за машину стиральную, за ванну, за унитаз, а я толкаю, толкаю.

– С унитазом что ли? – ошарашенно спрашиваю я, не замечая, как окурок сигареты уже поджаривает губы, забыв, про то, что сосед все это придумал.

–Я ж, бульдозерист шестого разряда, – гордо заявляет сосед, – в молодые годы, и с шифоньером, на раз – два, двигал.

Выплюнув сожженный до фильтра окурок, перевариваю сказанное соседом. Первое, что приходит в голову: соседа надо из «буксиров» в «ледоколы» переводить. Может и врет, но только немного. Такие подробности, не придумаешь, тут на практике все это испытать надо.

Тут же представляю Нинку жену, вцепившуюся, своими красными, покрытыми тремя слоями лака ногтями в шкаф. От моего «толкания» ногти, скользят по поверхности мебели, оставляя на полировке, десять параллельных полос.

– Нет, не пойдет, – подумалось мне, – мебель испортим. А потом с моим-то здоровьем, подорванным в бесконечной борьбе между явью и сном, «толкачом» не сдюжить. «Толкай» не «толкай» а шкаф не сдвинуть, да еще с женой. Нинку, еще можно попробовать сдвинуть, ну, если выложусь совсем, на пару миллиметров. Так я тут же, как загнанная лошадь, в пене и умру.

– Бутылку – то тебе сосед принес? – еле оторвавшись от видений, спрашиваю.