И это всегда было нашей проблемой, не так ли?
До меня доходит: я знаю, что чувствую, а он знает? Ретт убедил себя, что такая девушка, как я, — что бы это ни значило, — не сможет искренне полюбить его, не говоря уже о том, чтобы влюбиться по уши.
Мое сердце замирает.
― Ретт? ― Я возвращаю ему сотовый.
― Хмм?
― Я… ― Колеблюсь. Сказать ему? Я не должна говорить этого сейчас, не время и не место, но я всегда была слишком импульсивна.
Хочу позвонить Лане за советом, она отговорит меня от края бездны. Я не знаю, как ориентироваться с таким парнем, как Ретт, который держит себя в руках. Который не гоняется за девушками, потому что у него нет уверенности.
Который знает, чего он хочет, но не знает, как это принять.
Я делаю глубокий вдох.
― Думаю, что я расстроена, потому что… ― Мое лицо в огне, горит до корней волос, и я молюсь, чтобы он понял намек. ― Может быть…
― Что ты может быть?
Я не могу понять его ответ ― он встревожен, раздражен или…
― Ты можешь сказать мне, Лорел. Что бы это ни было.
― Просто выплюнь — это все равно, что сорвать пластырь. ― Господи, что бы это ни было, я хочу, чтобы она это сказала. Избавила меня от проклятых страданий.
Она нервничает. Выглядит виновато.
Что, черт возьми, так трудно сказать? Она встречается с кем-то еще? Она меня бросает? Черт, это убьет меня.
― Лорел? ― Я едва могу произнести ее имя, от ее молчания меня тошнит.
Когда она открывает рот и вздыхает, из нее вырываются пять слов, которые я никак не ожидал от нее услышать:
― Кажется, я влюбляюсь в тебя.