Надо, чтобы он меня жалел. Будет жалеть, будет любить. Будет слушаться и подчиняться.

В каюту настойчиво постучали. Дочь вздрогнула. Приказала открыть.

Вошли двое. Предъявили документы.

— Следственная служба безопасности корабля, — вежливо доложили вошедшие.

— Чем мы можем быть вам полезны, сеньоры? — еще не отошла от прошлой ругани дочь и недовольно забурчала на английском.

Но вошедшие почему-то не знали английского. Пригласили переводчика.

— У нас к вам несколько вопросов, сеньоры.

— Будут ли они относиться к нам? — продолжала злиться и не скрывать свое раздражение, китаянка.

— Мы займем от силы четыре-пять минут, сеньоры.

— Они выслушают вас, — дочь грациозно показала пальчиком на старших телохранителей:

— Верно сеньора, первый вопрос будет к ним, но нам бы хотелось и вашего присутствия. Так как по документам они являются вашими телохранителями. Вопрос первый: не слышали ли вы или не видели ли чего-нибудь подозрительного на корабле и в особенности на вашей палубе?

Дочь недоуменно посмотрела на детективов.

— Позвольте вас спросить, сеньоры сыщики: а что собственно должны видеть и слышать мои телохранители? У них одна задача: охранять меня.

А остальное… Для этого вы существуете.

Детективы тактично немного помолчали, внимательно поочередно посмотрели на пассажиров.

— Видите ли, сеньоры. На исходе еще только третьи сутки плавания, а на судне уже имеются… — говорящий снова тактично остановился, с сомнением повертел в пальцах незажженную сигарету.

— Точнее будет: мы не находим некоторых пассажиров и часть из них в одной из кают на вашей палубе.

— Как это вы не находите? А почему вы должны искать. Они, что обязаны отчитываться, где они находиться? — мгновенно вспылила крутая женщина.

— Вот мы и обходим, спрашиваем. Может кто-то, что-то, где-то видел или слышал, случайно оказался свидетелем, или сам что-то подозревает.

Мы просим помочь нам.