— Это не ее вина, — прошептала Эрика, склоняясь над кроватью, чтобы посмотреть в пустующий взгляд. — Милая, клянусь, ты ни в чем не виновата.

Когда ее голос сорвался, она прокашлялась. И еще раз.

Без единой сознательной мысли она прикоснулась к месту под своей левой ключицей. Через куртку она не чувствовала шрамы, но они были.

К окруженной вакуумом смерти Эрике, словно грабитель подкралось ее прошлое, забирая ее из реальности, засасывая в ночь, которую она никогда не хотела вспоминать, но постоянно проживала. Всегда. Она тоже сражалась в самые страшные мгновения для ее семьи. И, видит Бог, за последние четырнадцать лет она столько раз жалела, что не убила себя… что не смогла.

Пытаясь обуздать рвотный рефлекс, она прислушалась к голосам у входной двери. Кто-то еще приехал на место преступления. Без сомнений, фотограф. Или криминалисты.

Эрика посмотрела на своего напарника, впервые фокусируясь на нем. Трей, подстриженный по-военному, был в своей фирменной флисовой кофте с эмблемой ОПК, стрижка свежая, гладкому подбородку бы позавидовал Супермен. И он посмотрел на нее в ответ, чуть опустив веки и сжав губы.

— Все нормально, — сказала Эрика. — Я смогу справиться с этим. И я ценю… что ты присматриваешь за мной.

— Если захочешь уехать, никто не станет тебя осуждать.

Она посмотрела на кровать, на красивую молодую девушку, чья жизнь оборвалась так рано. Все семейные фотографии в гостиной? Те снимки, что старательно делали, чтобы запечатлеть ее взросление с любящими родителями?

Больше фотографий не будет. Их больше не будет…

Снаружи послышался скрип ступеней, когда кто-то начал подниматься по лестнице.

Точнее, не так. Будут еще фотографии — те, что снимут специалисты по форензике, чтобы запечатлеть то, как все они умерли.

— Я смогу справиться с этим, — сказала Эрика своему напарнику.

И себе.

Но сама в это не верила.