— Типа того. И за это так хорошо платят, хотя не в деньгах счастье.
Холмогорцев заказал еще пятьдесят «Бехеровки» и с интересом уставился на товарища, который помогал ему устраивать свой первый быт в столице:
— Выглядишь довольным. Получается менять историю?
— Очень даже! — Анатолий смачно закусил и попросил горячего. — Голодный, блин, с утра в разъездах. Не представляешь сколько здесь надо пройти инстанций и собрать документов. Бюрократы чертовы!
— Примерно, знаешь, представляю. Я загранпаспорт делал себе еще в девяностые.
— Ах да, ты же у нас путешественник. Я по делу еду, кое с кем встретиться. Даже не думал, что когда-нибудь буду разговаривать с самим коменданте.
— Ох, ничего себе! А я тут Высоцкий, Шукшин. Вот у тебя все по серьезному!
— Так я по делу еду, — опустил глаза Мерзликин.
— Так, подожди. Ты же идеологией занимался?
— Не совсем, — Анатолий махом выпил стопку и заказал бармену еще две. — Больше уж так называемой идеологической борьбой между двумя социальными системами. Многого сказать не могу, сам понимаешь, тут везде секреты и чужие уши.
— А мне доверяешь? — сузил глаза Степан.
— Органы тебе доверяют. И это главное!
— Ох, ты! Даже представляю, кто дал отмашку.
— Ух ты! Так что радуйся, что пользуешься расположением в высоких кабинетах. Тут некоторым нашим перцам хвосты-то прищемили. Но я власти понимаю, распоясались наши сограждане из будущего местами. Здесь вам не тут, понимать же надо! Ну и пидарков поприжали, ведь в советской системе толерантности на этот счет полный ноль. Так сами и виноваты. Ну дрючишь ты мужиков, так зачем об этом на каждом шагу заявлять? Это дело и в будущем не особо приветствовалось. Так что нашему брату нынче следует думать перед тем, как лишнего ляпать. Дали время на акклиматизацию и будь добр держаться огурцом.
Холмогорцев задумался. Хотя чего он ожидал от этой в целом неповоротливой системы? С ними и так довольно неплохо по местным меркам обошлись. Десятки тысяч попаданцев считались в целом в Союзе классом привилегированным, что поначалу вызывало у местных некоторый негатив. Но затем приятные для большинства изменения в политике и более насыщенные полки в магазинах несколько примирили обе стороны. Все-таки взаимосвязь была на лицо. Затем пошла пропаганда изменений, люди из будущего осмелели и потихоньку на местах начались более весомые перемены. Ну и не всем это, как оказалось, нравилось.
— Как тебя и отпустили за рубеж?
— Так в социалистическую страну еду, да еще какую! Ты бы видел сколько меня народу будет туда сопровождать.
— Таким важным стал?
— Задача у нас очень важная, — Анатолий снизил голос. — Будем, понимашь, разлагать Америку! Не только им гадам войну против нас вести. Эта пиндосская сволочь еще у меня попрыгает!
— Как ты их не любишь, Толик! Может, все-таки миром?