— Верховный наставник принял решение по вашему вопросу, — сухо объявил Ясх. — Как правило, побег карается смертной казнью, но ваш случай сочли уникальным. Вы юны, и пока еще можете быть должным образом перевоспитаны. Кроме того, нельзя отрицать вину надзирателя Аргейла, толкнувшего вас на этот проступок. Поэтому было решено дать вам второй шанс.
Он кивнул лысому, и тот поставил перед девчонками передвижной столик, вроде тех, на которых в больницах раскладывали медицинский инвентарь. Только на этом столике лежали три боевых ножа.
К горлу Риссы подкатила тошнота. Ей вдруг стало кристально ясно, что сейчас произойдет. Иллин, всхлипнув, прижала ладони ко рту.
— Вы должны доказать, что достойны продолжить обучение. Видите этих ничтожеств в клетках? — Он кивнул на пленников. — Двое рабов, подстрекавших других к мятежу, и расхититель гробниц, думаю, хорошо вам знакомый. Они приговорены к смерти, и именно вы должны будете привести приговор в исполнение. По пленнику для каждой из вас. Это станет вашим испытанием.
Рисса покачнулась. Что?! Нет, она этого не сделает. Не сможет. Они же беззащитные совсем! Нет. Пускай ее хоть до смерти запытают, она не станет!
— Праус, ты первая. Возьми нож.
"И вгоню его тебе в глотку, сука!" — Рисса сжала кулаки, но с места не сдвинулась. Ее трясло, кровь бешено стучала в ушах. Нет, нет, нет!
— Праус, ты слышала?
Почему? Почему это происходит с ней?! Она же не мразь. Она этого не заслужила. И девчонки тоже. Почему все дерьмо всегда случается именно с Риссой и теми, кто ей дорог?!
— Праус, я повторяю в последний раз. Выполняй приказ.
Ноги сами сделали шаг вперед. Ладонь сжала рукоять ножа. Она приятно ложилась в руку. Как будто для Риссы и была сделана.
Ясх одобрительно кивнул:
— Вот так, девочка. Вард, выведите узника.
Отключив клетку, лысый взял наручники и сковал руки Сваара за спиной. Защелкнул кандалы на ногах и подвел его к Риссе. Все для ее удобства. Все, чтобы легче было убивать беззащитного человека.
Сваар криво улыбался. Его рот был разбит, зубы превратились в окровавленное крошево. Один глаз заплыл настолько, что превратился в щелку. Крепко же его отметелили.
— Ну что, девчуля? Вон оно как вышло погано, а? Ну, давай, не трясись. Я все равно уже труп. Давай только по-быстрому, ладно?
Нож дрожал в ладони. "Все равно уже труп". Жутко было видеть его таким беспомощным, обреченным. Таким же, как они. Только им еще хуже. Они здесь не узницы, а рабыни. Должны убивать, кого скажут. Стелиться пластом перед теми, кто сильнее. Лизать руку, бросающую им объедки со стола. Лизать еще усерднее, если эта рука бьет их.
"Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу".
Рисса удобнее перехватила нож. Руки все еще дрожали, но уже не от страха: казалось, по ее телу бешеным потоком несется огонь, сжигающий беспомощность, страх, надежды — все, что делало ее слабой.
Они считают, что с ней можно вот так? Втаптывать в грязь, бить, заставлять унижаться и убивать других ради подачки? Нахуй пошли. Она давно знала, что ей конец.