Следуя за дроидом, ребята миновали несколько лекционных залов и каменную дверь в два человеческих роста высотой, резко выбивавшуюся из унылого серо-стального окружения. Ремис подошел к ней и заворожено провел пальцами по огромному светящемуся иероглифу, выложенному на створках. После сегодняшнего урока по древнеситскому он даже показался Риссе смутно знакомым.

— Прикиньте, это из кристаллов сделано! — восхищенно присвистнул Ремис. — Ну, вроде тех, которые в световые мечи вставляют: они теплые на ощупь, и руку от них отталкивает, будто там магнитное поле. Интересно, а за дверью что?

— Не знаю и знать не хочу. — Рисса поежилась: от двери исходил странный холод, от которого все волоски на теле дыбом вставали. — Пошли отсюда, а? Милли, наверное, уже думает, что мы про нее забыли.

Дроид с носилками уже скрылся за очередным поворотом, но его механические шаги далеко разносились по коридору — благо здесь не было мягких ковровых дорожек, которыми были выстланы полы в спальном крыле и перед кабинетами надзирателей. Медблок оказался недалеко: всего через несколько шагов дети вышли к двустворчатым транспаристиловым дверям, рядом с которыми висела табличка с нужной надписью и незнакомым, но по-медицинскому зеленым знаком.

За стойкой регистратуры возвышался седоусый старик, чей вид безжалостно ломал все стереотипы о врачах. Росту в "дедульке" было не меньше двух метров, а с его плечищами, наверное, было очень нелегко проходить в узкие двери. Если не считать роскошных усов и бороды, он был абсолютно лыс; его мертвецки бледное лицо и голый череп покрывали прожилки синюшных вен. Когда он посмотрел на ребят, Иллин судорожно вздохнула и испуганно вцепилась в руку Риссы. Глубоко запавшие глаза старика были тускло-красными.

— Что-то вы не похожи на умирающих, — пророкотал он глубоким басом и выразительно размял увесистые кулачищи. — Зачем явились?

Перепуганная Иллин робко склонила голову и пропищала что-то почтительно-невнятное. Ремис прочистил горло, глядя на жуткого старикана во все глаза. Речевой аппарат ему, похоже, временно отказал.

— К вам утром поступила девочка из нашей группы. — Риссе ничего не оставалось, кроме как взять роль переговорщика на себя. — Маленькая такая, лет десять. Можно нам ее проведать? Пожалуйста. — Тут она запоздало вспомнила напутствие инструктора и добавила: — Сэр.

Старик невесть с чего заулыбался. Улыбочка у него была жуткая, как и он сам.

— "Сэр"? Если бы я не видел, что ты диковатая, то преподал бы такой урок хороших манер, после которого тебя саму пришлось бы на больничную койку класть, девочка. Так будешь к надзирателям обращаться, а ко мне — "милорд", и никак иначе.

— Простите, милорд, — шустро исправилась Рисса и на всякий случай поклонилась, мысленно обматерив ситхов с их статусными заморочками. И как их различать?! Те, кто поважнее, хоть бы одежду пышную носили, а то так не поклонишься какому-нибудь старикашке в рясе, а он возьмет и императором окажется. — Так можно нам к Милли?

Иллин окончательно спала с лица и бросила на Риссу обреченный взгляд. Похоже, она опять сказала что-то не то. Но дед, который "милорд, и никак иначе", внимания на это то ли не обратил, то ли не счел нужным обращать.

— Это та, которую от столба только что отвязали? — скучающим тоном спросил он. — Взглянуть-то на нее можно, только вряд ли она вам что-нибудь скажет.

— От столба?! — пораженно выдохнула Иллин, прижав ладошку к губам. — Наверное, здесь какая-то ошибка, милорд. Милли сегодня утром привели, с тренировки. У нее тепловой удар был…

— Утром, может, и тепловой удар был. Только не успели ее в палате разместить, как заявился Аргейл. Сказал, что девчонка симулирует, и забрал ее. В медблоке тогда моя помощница дежурила, она еще молодая и робкая, надзирателю возразить не посмела. А теперь у вашей подружки обезвоживание, воспалившиеся раны от электроплети и лихорадка. Хотите — идите и проведайте, только предупреждаю: зрелище не из приятных.

Переглянувшись, ребята дружно бросились в палату, отделенную от приемной массивной прозрачной дверью. Здесь все было из гладкого, до блеска начищенного металла, белого дюропласта и тонкого зеленовато-синего транспаристила. Блондинка невнятно-серенькой внешности — видимо, та самая, что без боя сдала Милли Аргейлу, — в компании медицинского дроида грузила раненого в резервуар с кольто. Вдоль стен стояли ряды навороченных коек, оснащенных системами жизнеобеспечения. Большая их часть пустовала: видимо, больных в Академии либо быстро выхаживали, либо они долго не жили.

— Милли! — Иллин с тихим стоном опустилась на колени рядом с койкой, на которой лежала Милли. Зажав рот ладонью, провела дрожащей рукой по светлым, слипшимся от пота волосам подружки. — Бедная моя… Что эта сволочь с тобой сделала?

Милли спала на животе, беспокойно, шумно дыша. Ее бледные, растрескавшиеся губы были приоткрыты, вся левая половина лица распухла и посинела от сильного удара. На тонких ручках виднелись следы от наручников. Они слегка поджили, но все равно выглядели скверно: запястья припухли и приобрели нездоровый лиловый цвет; там, где стальные браслеты впивались в кожу, она стерлась в кровь. Плечи и спину девочки сплошь покрывали пропитанные кольто бинты.

Ремис поджал губы и отвел взгляд. Его кулаки сжимались и разжимались. Рисса ласково и осторожно, чтобы не задеть введенные под кожу электронные инъекторы и датчики, погладила Милли по предплечью.

— Чуть не убили, гады, — ошарашено выдохнул Ремис. — Это бред какой-то. Почему Аргейл так взъелся на нашу малявку?