Книги

Вопреки женской логике

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ты сказал, я вам жизнь спас. Каким образом? — задал интересующий вопрос, непонимающе наклонив голову, развернувшись к Северову.

— Вообще ты ее Максу спас, — хмыкнул Костя за друга, озадаченно чешущего голову. — Просто в тот день мы собрались потусоваться в нашем любимом местечке. Там все к 9-ти вечера подтягиваются. В общем, по дороге авария большая случилась. Несколько из наших знакомых ребят пострадало сильно, пока мы Максика в больничке навещали. Кто-то говорит и погиб. Представь, если бы в это время мы как раз туда ехали?

— Так оно ж не означает, что с вами такое случилось, — нахмурился Ларов, оттряхивая пуховик от снега, падающего с неба. У машины нервно подпрыгивала замерзшая Светлана, пора поторопиться, у него ведь куча дел.

— Ну, дык мало ли, — развел руками Влад, улыбаясь широко. Он ткнул пальцем в небо, фыркая. — Оно только Богу известно как да чего.

— И, правда, — хохотнул Лавров, кивая на прощание еще раз, бросившись к машине с невероятной легкостью в душе.

— Предлагаю выпить за то, что у меня такой чудесный племянник. Не антихрист, а золото. Такой же бестолковый, как ты у нас, братишка, — Михаил с упоением разглядывал недовольного Люцифера в кресле напротив. Очередное собрание встречи двух глав инстанций сопровождалось банкетом, официозом и тихими разговорами по душам с освещенным алкоголем за закрытыми дверьми кабинета первого архангела.

— Сейчас договоришься, я тебе вместо ботекса узелок на заднице бантиком завяжу. Будешь потом аки Гурченко на пятиминутке своим белокрылым речи божественные вещать, глаза открывая, — огрызнулся Сатана, недовольно костюм оттряхивая. Хвост с кисточкой грустно болтался сам по себе, точно украденный совой у ослика Иа, повешенный вместо колокольчика. — Еще ничего не ясно же, — уныло сопротивлялся, своим словам не веря. Ясно же, что никакого толку нет ни с Всадников, чрезмерно балующих своего крестника, ни с самого Демьяна. Правда, за многие тысячелетия уже и конца света ждать не интересно, в конце концов, люди его сами прекрасно устроить могут. Без чьей-либо помощи.

— Ой, не могу, мы ему уже книжку Судьбы вручили, пароль на листке А4 написали, на столе оставили, дверь Гавриил в кабинет не закрыл, а он все равно в окно, разворотил сейф и в книге накосячить умудрился, — возмутился Люцифер, копытом притопывая. — Вот в детстве как котлы с печами из баллончика разрисовывал, так и тут также!

— О, эти рожицы на вратах Рая, — ностальгически причмокнул Михаил, глаза закатывая. — Святую троицу, к слову, помнится накалякал. В ветхом завете слова нехорошие про дедушку писал, помнишь?

— Когда дедушка Бог за шалости в угол ставит, все мы там чего-нибудь да пишем.

— Демоненок…

— А все почему, потому что ты его в чан со святой водой уронил! Говорил не крести мне будущего Антихриста. А ты: «Нет, не по-божески это. Младенцев освещать нужно». Тьфу, святоша.

— Но-но, не надо тут. Не я ему в пять лет показал, как воду в вино превращать. Когда все чаши священные с водой в тару с алкашечкой превращал, чет мало в нем святого было.

— Нашел, чего вспомнить. Еще заведи опять речи, кто тебя по башке вилами в детстве бил.

— Кстати говоря, Люся, хорошо, что напомнил…

Глава 17 — Ледяное сердце Наташки Таракановой

Доставить Свету к маме, как передать святой Грааль через толпу инакомыслящих иноверцев — долго, с боем и криками. Нона Валентиновна сначала орала, что засудит Гордея за изнасилование ее доченьки, потом за то, что посмел напоить. В конце она добавила, что всегда знала, что Лавров не пара такой принцессе и захлопнула двери перед носом ошарашенного парня, принявшись за ней отчитывать несчастную красную от стыда Светку.

Как говорится: баба с воза, кобыла сама поскачет.

Потому со спокойной душой, распухшими костяшками, да немного побитой физиономией Лавров отправился домой, вот только не в холостяцкую берлогу, а к родителям. Тепла душевного захотелось, может просто побыть там, где любят без бирки известной марки на рубашке с семи нулевым счетом в банке.

— Господи, Гордей! — воскликнула мигом проснувшаяся Тамара Олеговна, с ужасом на лице разглядывая побитое лицо старшего сына. Зрелище, так сказать, не для слабонервных. Тем более чуткое материнское сердце всегда воспринимало его раны чрезмерно близко.