еретики как «новые иудеи»

В христианской иконографии не всякий персонаж в юденхуте – иудей, и не все изображения иудеев обличают иудаизм. Это хорошо видно в Морализованных Библиях – роскошных рукописях, которые появились в начале XIII в. Первые из них создавали в Париже для членов королевского семейства. Эти манускрипты представляли ветхо– и новозаветную историю в виде череды иллюстраций – небольших сцен, заключенных в одинаковые круги. Каждая из них сопровождалась краткой подписью: в одних рукописях – на латыни, в других – на старофранцузском.

Отличие этого типа книг от других «Библий в картинках», каких было немало в Средневековье, состояло в том, что каждая сцена в них сопровождалась «морализацией». Это был комментарий, который извлекал из нее урок, значимый для понимания судеб Церкви или спасения души человека. Например, в Синайской пустыне израильтяне возроптали на Моисея за то, что им приходится питаться одной манной (Числ. 11). В «морализации» объяснялось, что ропчущие олицетворяют неправедных ученых, которые стремятся к мирскому, нехристианскому знанию и богатству[113]. На каждом листе таких рукописей воспроизводилась одна и та же схема: в верхнем круге изображен эпизод из Библии, а рядом – подпись. Ниже – круг со сценой-морализацией и своей подписью. Всего на одном листе помещали по четыре ветхо– или новозаветных эпизода и четыре сцены-морализации.

Интерпретируя Ветхий и Новый Заветы, составители Морализованных Библий откликались на самые острые вопросы, которые тогда волновали Церковь: соотношение мирской и духовной власти, легитимное и нелегитимное богатство, отношение клириков к светским наукам, борьба с ересью, место иноверцев в христианском обществе… В мире, который представляют сцены-морализации, добро постоянно противопоставляется злу: человека осаждают искушения и пороки (гордыня, алчность, сластолюбие и т. д.), праведники противостоят грешникам, благочестивые клирики сражаются с еретиками и иноверцами, прежде всего иудеями, Антихрист восстает против Христа. На значительной части иллюстраций силы зла атакуют Церковь или, напротив, терпят поражение и летят в геенну огненную – истинная вера торжествует.

Кто угрожает христианскому обществу? В кратких подписях к морализациям составители этих рукописей постоянно обличают иудеев (iudei на латыни/gieux по-французски), еретиков (publicani/populicanz), неверных (infidels/miscreanz) или злодеев без конкретных характеристик (pravi или iniqui / malegentа)[114]. Однако во множестве мест, где текст говорит, скажем, о «неверных и врагах Господа», критикует языческих философов, бичует скупцов или просто напоминает о коварстве дьявола и его клевретов, на иллюстрациях появляются бородатые мужчины в юденхутах, словно за каждым проявлением зла составители Морализованных Библий все равно видели иудеев[115].

Например, в рукописи, которая была изготовлена для юного короля Людовика IX, а сейчас хранится в сокровищнице собора в Толедо, есть сцена, где Стефатон протягивает Христу губку, пропитанную уксусом[116]. На голове у последнего мучителя Христа закреплены (или растут?) два крылышка. Эта странная деталь явно восходит к античным изображениям Меркурия или Персея с небольшими крыльями на голове. В XIII–XIV вв. такие крылья нередко встречались во французской, английской, фламандской и немецкой иконографии. Как правило, они указывали на принадлежность их обладателя к миру зла. С такими крылышками порой изображали демонов, но чаще – древних врагов избранного народа (например, филистимлян) и дьявольски жестоких палачей Христа или христианских мучеников[117].

В комментарии к сцене со Стефатоном было сказано, что губка, которую он протянул Христу, олицетворяет лживые и тщеславные сердца иудеев, а уксус – «доктрину закона», т. е. иудаизм. Еврейская вера предстает как дьявольский оппонент и противоположность христианства. Поэтому на иллюстрации к этому толкованию смиренный Христос терпит удары плети, которые ему наносит бородатый иудей в юденхуте, а рядом стоит группа из трех иудеев в юденхутах немного другой формы. Они держат в руках агнца – напоминание о жертвоприношении, которое совершалось на Пасху в Иерусалимском храме; свиток – олицетворение Ветхого Завета в противоположность Новому, который обычно изображали как кодекс – книгу привычной нам формы из сброшюрованных тетрадей; и кошель с монетами – столь же вездесущее напоминание об иудейской алчности и занятиях ростовщичеством. Иначе говоря, комментарий превращает нечестивого Стефатона в олицетворение иудаизма, а юденхуты, в которые одеты враги Господни, прямо соотносятся с демоническими крыльями на его голове[118].

В истории со Стефатоном антииудейское послание вводится уже на уровне текста-морализации, а изображение лишь его визуализирует и развивает. Однако, как уже было сказано, во многих случаях мужчины с бородами и в юденхутах появлялись на иллюстрациях к комментариям, где ни об иудеях, ни о ветхозаветном законе не говорилось ни слова. Например, в Морализованной Библии, созданной в Англии в 1280–1295 гг., было сказано, что свара (rixa) между пастухами Авраама и пастухами Лота (Быт. 13:7) олицетворяет противостояние между «добрыми и злыми» (bonos et malos) (I.1.24)[119]. На миниатюре сверху мы видим пастухов, которые бьют друг друга палками. В сцене-морализации, которая расположена ниже, «добрые» изображены как монахи, а «злые» – как группа мирян в юденхутах (правда, на этом листе в таком же головном уборе предстает и праведный Авраам). Первый из них вдобавок держит кошель с деньгами – привычный символ алчности и (еврейского) ростовщичества. Хотя в комментарии ни слова не говорится ни о каких иноверцах, художник, стремясь представить противостояние добра и зла, изображает сцену, напоминающую религиозный диспут между христианскими монахами и иудеями.

I.1.24. Морализованная Библия. Англия. 1280–1295 гг.

London. British Library. Ms. Add. 18719. Fol. 6v

Такие изображения можно интерпретировать двумя способами. Первый подразумевает, что перед нами антиеврейский образ, который представляет сынов Израиля как архетип всех злодейств, эталон моральной слепоты и религиозной инаковости. Потому еретики, даже если они не имели никакого отношения к иудаизму, все равно нередко изображались как бородачи в юденхутах. Фигура иудея вбирает в себя все мыслимые грехи, даже те, что творят христиане. Тут действует простая логика: скажем, христианин, одержимый алчностью, или христианин, который дает деньги под проценты, тем самым уподобляет себя иудеям – «иудействует». Потому Бернард Клервоский использовал глагол judaizare в значении «давать деньги в рост»[120].

Однако возможна и другая трактовка: не зная, как на столь схематичном рисунке изобразить зло, слишком абстрактную моральную категорию, художник водрузил на головы злодеям «еврейские» шапки, которые олицетворяли враждебную инаковость в целом[121]. Этот образ не столько изобличал иудеев, сколько использовал их для обличения других «неверных» и любых пороков. На практике эти два объяснения без труда сходятся. Каковы бы ни были мотивы мастера (или скорее клирика, который его консультировал и направлял), изображая абстрактных злодеев как иудеев, он все равно транслировал и поддерживал юдофобские стереотипы и страхи.

Во многих случаях островерхая шапка позволяла показать не только статус персонажей на шкале веры-неверия или добра-зла, но и их религиозное преображение, не только статику, но и динамику. Например, в одной из Морализованных Библий эпизод, где старый слепой Товит радостно поспешил навстречу сыну Товии и его жене (Тов. 11:9), предстает как указание на то, что в конце времен «верные» (fideles) с огромной радостью обратятся в веру Христову. В круге с морализацией сам процесс обращения показан как постепенное избавление от юденхутов, т. е., видимо, от еврейства, или «неверия» в целом. Перед Христом собралась группа мужчин. Те, кто стоит дальше всех от него, одеты в высокие шапки. Один из тех, кто чуть поближе, начинает ее снимать, а следующий уже снял и держит в руке за лямки. У первых двух, которые уже опустились на колени перед Спасителем, головы не покрыты вовсе (I.1.25)[122].

I.1.25. Морализованная Библия. Париж. Ок. 1225 г.

Wien. Österreichische Nationalbibliothek. Cod. Vindobonensis 1179. Fol. 181v

Существуют свидетельства о том, что в позднее Средневековье еврейские шапки порой использовались как знак позора для неевреев не только в мире воображаемого, но и в реальности. Так, в Цюрихе и Констанце в них одевали христианских женщин, вступивших в связь с иудеями, в Зелигенштадте, недалеко от Гессена (1391 г.), – христиан-ростовщиков, а в венгерском городе Офен (1421 г.) – колдунов. Всех их проводили по церкви или по городу, надев на головы юденхуты – привычный маркер бесчестья[123].

язычники в юденхутах: от франков к монголам

Как мы видим, юденхут в католической иконографии не был зарезервирован за иудеями. В таких же головных уборах порой можно увидеть язычников, причем даже врагов избранного народа Израилева или Нового Израиля – Церкви[124]. Например, на иллюстрации в одной из рукописей «Зерцала человеческого спасения» Самсон побивает ослиной челюстью филистимлян (Суд. 15:15). Как ни странно, у одного из них на плече закреплен желтый щиток с изображением юденхута, который мы скорее ожидали бы увидеть у самого еврейского силача (I.1.26).

В ветхозаветной Книге Исход (7:8-13) рассказывается о том, как Моисей и его брат Аарон пытались убедить египетского фараона отпустить евреев из рабства. Для этого Господь повелел им испугать его чудом. «И бросил Аарон жезл свой пред фараоном и пред рабами его, и он сделался змеем. И призвал фараон мудрецов и чародеев; и эти волхвы Египетские сделали то же своими чарами: каждый из них бросил свой жезл, и они сделались змеями, но жезл Ааронов поглотил их жезлы. Сердце фараоново ожесточилось, и он не послушал их, как и говорил Господь».

I.1.26. Зерцало человеческого спасения. Пфальц. XIV в.