Это опоздание.

Я до боли осознаю, что опаздываю. Опаздываю бесповоротно. На долю. На мгновение, но уступаю неумолимому течению жизни, и теперь, в отчаянии гонюсь за ним — из кабинета, из полиции, вдоль по улице.

Здания из красного кирпича и бетонные заборы сливаются в серо-бурое месиво, в нос лезут запахи сырости и тления, в уши — механический женский голос:

— Данный номер больше не обслуживается.

— Данный номер больше не обслуживается.

— Данный номер больше не обслуживается.

Мне плохо. Хочется присесть и сунуть два пальца в рот, и ледяным червём — даже не в разум, а куда-то в глотку — вползает воспоминание о Холме Смерти: северное сияние, жгучий мороз, свист Дианы.

Нет, Диана, не подействовало твоё колдовство. Оно вообще не действует, потому что в нашем мире нет магии. Ни святых, ни Богов, ни спасительной кнопки, ни спасительного слова. Никто не поможет, когда твоей матери опять стукнет куда-то уехать или когда перед внутренним взором вздуется перемолотое лицо: кости, мозги, опухшие веки. Зеленовато-синяя кожа. Выдавленный чёрный глаз, вытекший зрачок.

Поросль рыжих волос между ног.

«Не Дианы», — сказал я Мухлади. Сказал так твёрдо, как только мог: что этот выдавленный чёрный глаз не принадлежит Диане, что рыжие волосы и пятна родинок на руке — не Дианы.

— Данный номер больше не обслуживается.

Не Дианы.

Не Дианы!

«Посмеемся, когда ближайшее время найдут их трупы», — напоминает голос-девушки коллектора, и меня бросает в жар.

Я замедляю шаг, затем и вовсе останавливаюсь. Через минуту, долгую и тревожную, как гудок парохода в тумане, перестраиваю в голове маршрут, перебегаю дорогу и вжимаю кнопку вызова в трещащий корпус телефона.

— Данный номер больше не обслуживается.

Наверное, Диана не оплатила.

— Данный номер больше не обслуживается.

Рано или поздно положит деньги на счёт и ответит.

Точно, ответит.