— Как твоя пропавшая выглядит?

— Рыжая. Длинные волосы. Дылда.

Я говорю это, и внутри всё замирает. Хоть бы ТА, другая, оказалась светлее оттенком. Хоть бы…

Глаза Мухлади открываются, пугающе-внимательно осматривают меня, и с заметной неохотой он кивает идти следом. Мой страх возвращается — разом, ледяным копьём в живот. Голову ведёт в сторону, горло обжигает горечь рвоты, которая вот-вот выплеснется наружу.

— Когда видел последний раз?

Когда?

— Ну… О-ох… — на миг я теряюсь, затем вспоминаю: — С м-месяц назад, на шестьдесят пятом!

— На мосту?

— Да-да! На мосту. То есть, не совсем! Я был на мосту, а она… она…

Передо мной, как мясной холодец, трясётся коридор из одинаковых бежевых дверей, сворачивает, уходит на лестничный пролёт. Чтобы унять головокружение, я замолкаю и смотрю только на ботинки Мухлади, с которых комьями отваливается бурая грязь. До меня вдруг доходит, где я видел участкового: пару часов назад, на пустыре. На камне, с папкой.

— Откуда её знаешь?

— Она с нами жила. Несколько лет. Мы, как бы… дружили.

— Почему думаешь, что пропала?

Почему так думаю? Хороший вопрос. Даже отличный. По… тому?..

— Не отвечает. И дома… дома нет её. Мама пропала. Её мама, то есть. И долги. Коллекторы!

— А нечего кредиты набирать. Привыкли жить красиво… — Он замолкает на секунду и затем тихо, зло спрашивает: — Что ж ты месяц ждал? «Друг».

Меня охватывает жар стыда.

За плечами Мухлади мелькает кабинет с цифрами 105. Лязгает замок, дверь уходит внутрь. Мухлади протягивает руку вбок, щёлкает выключателем, и над нами хлопает-перегорает лампа. Я цепенею от страха, от неожиданности, но мой спутник будто и не замечает аварии.

— Что при себе имеет?

Вспоминается лишь барахло из детства: стёклышки, жвачки, магнит.