Прочь, наваждение!
– Спасибо, мадам, – ответил Вольф. – Что-то с сердцем. Теперь мне значительно лучше.
Вежливость порой способна творить чудеса. Когда же он достал из нагрудного кармана дорогостоящий батистовый платок и вытер обильно выступивший пот, его признали за своего и предложили помощь.
Он отказался, передохнул и бросился по указанному адресу.
Вольф застал любимую женщину дома. Она жила одна. Она не вышла замуж, она ждала его, она хранила верность. И вот Мессинг явился – в добротном костюме, на плечах пелерина, волосы до плеч. Он смотрел на нее, стоявшую у окна, сложившую руки на груди, страшно исхудавшую, окончательно повзрослевшую и необъяснимо мужественную, и вдруг решил, что прямо сейчас они отправятся в комиссариат и поженятся.
Казалось, она все поняла. Она зарыдала. Вольф подошел, обнял ее, напомнил, что она хорошая, добрая. Ханни, ты очень умная и стойкая. Превращать ли в прямую речь?
На следующее утро Ханна потащила Мессинга на первомайскую демонстрацию.
Вольфа представили как нового товарища, действовавшего за границей. Когда же он перевел с русского брошенную вскользь фразу, даже те, кто косо посматривал в его сторону, приняли за своего. Так Мессинг связал свою жизнь с красной звездой. Что касается свастики и «идеалов», этому посвящен особый рассказ, чтобы каждый мог убедиться, какая беда более других досаждает людям.
После митинга в цирке Буша люди стройными рядами, взяв друг друга под локти, двинулись на улицу, где их поджидали вооруженные кастетами и ножами фрейкоровцы. Перед самым выходом, когда поступила команда сплотить ряды, Гюнтер посоветовал Вольфу снять пиджак. В пиджаке неудобно сражаться.
– Гюнтер, – удивился Вольф, – нам придется сражаться?
– А ты как думал? – спокойно ответил калека.
– Чем же ты будешь крушить врага?
Он показал обе короткие культи.
Дело зашло слишком далеко – Мессингу сражаться было совсем не с руки. На нем был хороший костюм, ему следовало беречь лицо – вообразите всемогущего мага с синяком под глазом. Он спросил Гюнтера: можно ли незаметно покинуть цирк? Тот сухо ответил, что здесь никого не держат, а Ханни с упреком глянула на него и укорила за робость. Потом предложила подержать пиджак. Она полуобняла Вольфа и шепнула, что у нее завтра выходной.
– Дурачок. Я тебя больше не отпущу.
Это предложения отмело всякие сомнения.
– Я тоже, – поклялся Мессинг.
В назначенный час Ханна не пришла в комиссариат, где оформлялись браки. Вольф приказал себе иметь терпение, ждать и даже не пытаться выяснить, где сейчас находится невеста, хотя здесь и выяснять нечего – невесты в Берлине не было.
Она появилась через несколько дней, вызвала Мессинга в гостиничный бар и сообщила, что в ближайшие дни будет занята, и вообще им пока лучше не думать о браке. Ханни была на грани нервного срыва, так что ему пришлось проводить ее в свой номер и заняться целительством. Это у него неплохо получается – он умеет быстро снимать головную и зубную боль, но здесь был другой, более тяжелый случай – исполнение долга. Обострения при этой болезни порой приводят к таким расстройствам, что неучу, аполитично рассуждающему обывателю или классовому врагу лучше не браться за лечение, иначе результаты могут оказаться самые непредсказуемые.
После проведенного сеанса гипноза (Мессинг вообще доверял целительному сну) Ханна по первому вопросу, значившемуся в повестке дня, довела до сведения, что прийти в комиссариат не смогла по причине срочного задания, которое поручила ей партия, но об этом Вольфу лучше не знать, а по второму уже в постели сообщила, что в такой решающий момент она не вправе распоряжаться собственной жизнью.