— Клер, твой пес ночью выл, как по покойнику! — сказала Ортанс, откладывая рукоделие на кровать. — А утром приходит Колен и говорит, что мсье Жиро умер от сердечного приступа. Звери, они чувствуют такие вещи… Вчера ты на ночь глядя ушла из дома. Чтоб больше этого не было!

— Мамочка, прости! Я разбила стекло в фонаре и поэтому не могла идти быстро. Если б я подвернула ногу, кто бы тогда занимался домашними делами? Этьенетта, которой ты ничего не можешь доверить?

— Не дерзи матери, Клер! А если тебе так уж нужны улитки, собирай их днем. Возле водяного рва их масса, и никуда ходить не надо!

Девушка молча кивала. Она уже думала о том, как вечером улизнуть из дома.

Опершись спиной о гору подушек, Ортанс вышивала слюнявчик. Подавая матери чашку теплого молока, Клер невольно глянула на ее живот, выпирающий из-под одеял. Там таился ее будущий младший брат; мать убеждала всех, что это непременно будет мальчик.

— Не могла бы ты сегодня днем сходить на чердак за твоим детским приданым? Оно в сундуке, справа от двери. Я отберу то, что еще можно отбелить и использовать.

— Схожу, мамочка!

Клер не огорчилась, узнав о кончине Эдуара Жиро, но реакция родителей была ей непонятна. С тех пор, как работник мельницы утром принес эту новость, у отца и матери словно гора с плеч свалилась. Очень странно, особенно со стороны матери, такой набожной. Впрочем, скоро Клер и думать об этом забыла. Ее интересовал только Жан. День обещал быть длинным, работы — много, и только с закатом можно будет сбегать в дом Базиля…

— Мам, я больше тебе не нужна? Мне еще обед готовить.

— Надеюсь, Бертий тебе как следует помогает? Сидя она вполне может работать, руки-то у нее есть!

Клер промолчала. Противно слушать! По лестнице она спускалась, недоумевая, как мог отец полюбить такую черствую женщину. В кухне она открыла окна настежь, впуская нежный аромат цветущей сирени. Вьющаяся роза с белыми цветками за эти годы почти полностью оплела старую железную решетку, закрепленную на светлой стене дома.

Мельница напевала свою привычную песню, эхом переносимую от утеса к утесу. Клер любила этот мерный гул: плеск воды в водопроводящем желобе, шипение лопастных колес, стук толкушек в цеху… Импозантное здание сушильни казалось золотым в ярком солнечном свете. В оконных проемах виднелись большие листы оттенка слоновой кости, почти высохшие на теплом ветерке.

— Клер! Клер!

Ну конечно, кузине Бертий надоело сидеть в спальне. Оживление, в будние дни царившее на мельнице, хоть немного разнообразило жизнь юной калеке. К полудню в общей комнате, за двумя длинными столами, смеясь и переговариваясь, собирались работники. Колен усаживался вместе с ними. Часто речь заходила про веленевую бумагу сорта «vélin royal»[13], которая традиционно производилась только в исторической области Ангумуа, и о новых современных методах производства, к примеру добавлении клеевого состава непосредственно в бумажную массу. Вывод всегда был один: шарантские мастера — лучшие в своем деле.