– Да он неделю уже тут! – крикнул кто-то из салаг.
Хан даже не обратил на этот возглас внимания. Он смотрел на новенького.
– Ты уже неделю здесь? – наконец спросил он.
Тот опять несмело кивнул. Хан продолжал расспрашивать:
Мальчик продолжал молчать. Он явно просто не понял вопроса.
Тут опять вмешался все тот же восьмилетка.
– Не в зоне у него родки, – сказал он, набравшись храбрости. – Умерли, говорит.
– Умерли? – сочувственно ахнул Хан.
– Ага, – сказал восьмилетка. – Он мне сам рассказал. У него пахан с матерью на «скорой помощи» работали. Торопились к какому-то старику, который подыхал там где-то. Ну и доторопились. Врезались прямо в КАМАЗ. В лепешку оба!
Мальчик, о родителях которого шла речь, только вздрагивал, слыша такой рассказ. Эта история, однако, никого не впечатлила. Малыши тупо и равнодушно продолжали смотреть в пол, старшие лишь притворно повздыхали. Хан тоже вздохнул и обратился к новенькому:
Так было? – спросил он его.
– Ага, – с трудом разжав губы и пытаясь сдержать заикание, ответил тот.
– Значит ты теперь сирота? – Хан развел руками. – Круглый при чем. Ну, это ерунда! Мы тут все сироты.
Последние слова подросток сказал таким тоном, что никто не понял, как на них нужно реагировать – грустить или смеяться. Тогда Хан сам широко улыбнулся и, смачно отхаркнувшись, плюнул под ноги новенькому. Тот отпрянул назад, и все засмеялись. Старшие нагло и развязно, младшие угодливо. Только один мальчик не смеялся. Ему было не до смеха. На лице его кроме страдания, боли и страха, ничего не было. А сам он так сжался, что стал на целую голову ниже. От смеха присутствующих и всего происходящего его стала колотить мелкая дрожь.
Хан тут же обратил на это внимание.
– Да не дрожи ты! – уже раздражено прикрикнул он на мальчика.
– Не наш эта паря, Хан, – сделал предположение подросток по кличке Сифа.
– Не наш, – закивали головами его друзья. Мелкие молчали.
Они знали, что в разговоры старших влезать нельзя. Спасибо еще, что им дают посмотреть.