Двадцать третьего ноября 1938 года наркома Ежова вынудили написать «заявление об уходе», которое было спешно «удовлетворено» 25 ноября. А 10 апреля 1939 года Николай Иванович был арестован, получил целый «букет» обвинений — вплоть до сотрудничества с японской, германской и английской разведками — и расстрелян одновременно с комбригом Федоровым. Вместе или нет — неизвестно.
Вот такая «карусель» вертелась тогда в органах госбезопасности… Так что утверждение о «всевластии НКВД» — явное преувеличение!
Восьмого июня 1938 года Главный военный совет РККА принял постановление о создании на базе ОКДВА Краснознаменного Дальневосточного фронта в составе 1-й Приморской и 2-й Отдельной Краснознаменной армий и Хабаровской группы войск. Численность войск увеличивалась на 100 тысяч человек, однако на огромной территории их личный состав словно бы распылялся, да и пополнение прибывало медленно, не хватало боевой техники и вооружения. К тому же, как писал в своих воспоминаниях Г. К. Жуков, полководческая звезда которого ярко засияла именно тогда, на Дальнем Востоке, руководство фронта — Маршал Советского Союза В. К. Блюхер и начальник штаба комкор Г. М. Штерн — не выполнило указаний Главного военного совета по вопросам поднятия боеготовности войск и устранения недостатков, хотя уже со второй половины июля стало ясно, что японская сторона активно наращивает свои силы близ границ.
«Япония спешным порядком строила в Маньчжурии военные заводы и арсеналы, аэродромы и казармы, прокладывала стратегические коммуникации. И все это вблизи советской границы. В Маньчжоу-Го[176] разместилась 130-тысячная Квантунская армия, почти треть всех вооруженных сил Японии того времени. Кроме того, там находилось более ста тысяч войск императора Пу И[177]…
За три года (1936–1938) на границе СССР было зафиксировано 231 нарушение, из них 35 крупных боевых столкновений. В советских территориальных водах процветал хищнический лов рыбы. Японцы захватили советские суда… (подробное перечисление. —
Особым отделом НКВД по КДВФ были подготовлены и направлены в Центр доклады о недочетах в боеготовности частей фронта и его штаба; о состоянии частей, сосредоточенных в районе Краскино — Заречье — высота Заозерная; о недостатках в штабе и частях ВВС фронта; о политико-моральном состоянии пограничников и т. д. Но ведь пока все это дойдет, в прямом и переносном смысле, пока «закрутится» бюрократическая машина…
Тем временем события развивались в своей вполне предсказуемой последовательности. 15 июля 1938 года японское правительство через своего посла в Москве потребовало отвода советских пограничников с важных в тактическом отношении высот Безымянная и Заозерная, расположенных западнее озера Хасан, в район которого уже были подтянуты значительные силы японских войск. 29 июля японская пехотная рота атаковала и захватила сопку Безымянная, которую обороняли 11 пограничников во главе с лейтенантом. Вскоре к месту боя подоспели весь личный состав погранзаставы и пехотная рота. Японцы были выбиты с занятых ими позиций и отброшены за границу.
Тридцатого июля, в тот день, когда советский батальон занимал оборону между высотами Безымянная и Заозерная, на заседании Военного совета Дальневосточного фронта по предложению первого заместителя наркома внутренних дел СССР М. П. Фриновского был заслушан доклад заместителя начальника Особого отдела Ямницкого о состоянии воинских частей, подлежащих приведению в боевую готовность. Конкретных решений принято не было. А ведь уже началась война! Пусть маленькая, но война!
Тридцать первого июля Безымянную и Заозерную атаковали уже два японских полка и после упорного боя их заняли. Попытки отбить высоты успеха не имели. В район Хасана были срочно направлены дополнительные соединения РККА.
«Японцы ввели до двух полков 19-й пехотной дивизии, советское командование — 40-ю стрелковую дивизию, а затем (после неудачной атаки) еще и 32-ю стрелковую дивизию и 2-ю механизированную бригаду, входившие в 39-й стрелковый корпус»[179].
Отметим, что 40-я стрелковая дивизия имела в некомплекте 446 человек командно-начальствующего состава — более одной трети от штата — и прибыла в район боевых действий в количестве 9357 человек, оставив в пункте постоянной дислокации 3457 человек, которые занимались хозяйственными работами и несли караульную службу. Как известно, еще со времен Российской императорской армии караульная служба у нас вызывает какое-то восторженно-истерическое отношение… Впрочем, речь не о том — просто на войну так не выходят.
Превосходство в силах оказалось на стороне противника, и под его натиском наши стрелковые подразделения и пограничники, неся ощутимые потери, отходили вглубь советской территории… Но чем же в это самое время были заняты военные контрразведчики?
В полевом Особом отделе частей 1-й армии, принимавших участие в операциях у озера Хасан, насчитывалось 45 контрразведчиков. С первых же дней боев стало ясно, что реальной подготовки к «особому периоду» у них не было. Трудности возникали буквально везде: в вопросах организационного построения работы, определении места нахождения руководителей и оперсостава в ходе боевых действий, в организации связи, а также в организации работы с негласным аппаратом… Но, как чаще всего у нас бывает, не «благодаря», а «вопреки», военные контрразведчики в целом успешно справлялись со своими задачами по борьбе с подрывными акциями противника. Было разоблачено до десятка японских агентов, заброшенных в расположение советских войск.
Например, боец Буткевич струсил в бою и сдался в плен. «Выпотрошив» перебежчика и получив его письменные показания, японские разведчики принудили бойца отправиться обратно через линию фронта со шпионским заданием. Поведение «возвращенца» быстро обратило на себя внимание армейских чекистов… С помощью военнослужащих особисты обезвредили и нескольких вражеских лазутчиков из белоэмигрантов, которые были засланы для ведения пропаганды и распространения провокационных слухов — за 20 лет советской власти народ стал бдительный и идейно убежденный.
Порой в бою военным контрразведчикам случалось даже заменять выбывших из строя командиров. Так, оперработник Особого отделения 40-й дивизии лейтенант Пятков принял на себя командование батальоном, в течение двух суток отражал натиск противника на позиции подразделения, несколько раз поднимал бойцов в контратаки. Он был награжден орденом Красного Знамени.
Пятого августа началось решительное наступление советских войск — укрытые сильным туманом, затруднившим работу японской авиации, в бой пошли части 32-й и 40-й стрелковых дивизий и 2-й мехбригады. Когда же 6 августа погода улучшилась, по японским позициям нанесли два массированных удара 180 бомбардировщиков — к сожалению, бомбили «по площадям» и удары оказались малоэффективными. Затем, после 45-минутной артиллерийской подготовки, вновь перешли в наступление стрелковые дивизии, усиленные танками. 8 августа части 40-й дивизии овладели высотой Заозерная, на следующий день 32-я дивизия взяла высоту Безымянная. 10 августа японцы попытались вернуть высоты, но понесли тяжелые потери, и 11-го боевые действия были прекращены.
«Эта маленькая война, — как справедливо заметил Святослав Рыбас, — показала кремлевскому руководству, что армия плохо подготовлена».
К действиям в боевой обстановке оказались не готовы и органы военной контрразведки: только 21 августа (!) руководство НКВД СССР издало приказ № 00549 «О реорганизации особых органов НКВД ОКДВА с объявлением временных штатов ОО НКВД КДВФ, ТОФа, ЗабВО и подчиненных им особоорганов НКВД». Согласно этому штату Особый отдел фронта состоял из одиннадцати отделений, всего в его составе был 171 человек.
«Опыт участия сотрудников органов военной контрразведки в событиях у озера Хасан свидетельствовал о необходимости разработки и реализации комплекса мер по их заблаговременной подготовке к работе в боевых условиях. В частности, был поставлен вопрос об организации разведывательной и контрразведывательной работы на территории и в армии противника для получения информации, в том числе в интересах войскового командования, а самое главное — для выявления и пресечения деятельности вражеских спецслужб. С этой целью во время ведения боевых действий следовало разрешить оперработникам Особого отдела приобретение оперативных источников из числа перебежчиков, военнопленных и гражданского населения. Такое предложение нашло практическую реализацию уже на Халхин-Голе.