Маленькой девочке Кэрол не повезло - она растет в неполной семье.
Кэрол не повезло еще больше, когда оказалось, что мать ее совершенно не любит.
На фоне этого факта, те обстоятельства, что ее мать содержит местный бордель и является самой настоящей убийцей, являются сущим пустяком. По крайней мере, так многим кажется в детстве. Вот только у Кэрол есть еще одна тайна - она уверена, что видит, когда тот или иной человек должен умереть.
И самое страшное, что эти люди действительно умирают.
В книге: безумие, драма, духи и призраки, маньяк, мистический триллер, проклятие, сверхъестественное, смерть, убийства
ЧЕРНЫЙ ТУМАН. Во власти монстра
Марина Сербинова
Пролог
…Вместе с необыкновенным даром, способностью видеть за гранью этого мира, мать передала ей и проклятие. Страшное проклятие, пришедшее через поколения и источник которого затерялся в далеком прошлом. Это сломало ее мать, лишив рассудка и превратив в чудовище. Сможет ли с этим жить она, дочь шлюхи и убийцы-психопатки, во власти страшных видений, которые открывали ей будущее, позволяли видеть мертвых… тех, кто уже пал жертвой ее проклятия и тех, кого это только ожидало? Невидимой тенью за ней следует беспощадная смерть, не прикасаясь к ней и забирая тех, кто рядом…
Не сойти с ума, не сломаться, воспротивиться и попытаться спасти тех, на кого легла тень ее проклятия, бороться с самой смертью, используя способность видеть и чувствовать приближающуюся беду… и сделать все, чтобы этому помешать.
А может, эти смерти просто случайность, видения — не дар, а страшная болезнь, обрекшая ее мать провести остаток жизни в психиатрической клинике, болезнь, перешедшая по наследству? Может, ей суждено повторить судьбу матери, превратиться в такого же кровожадного монстра и также сгинуть за решетками среди сумасшедших?…
Глава 1
Слабый ветерок играл с пышными ветками большой сирени, лаская листья и нежные цветочки, которые умиротворенно шумели над золотоволосой головкой девочки, поглаживая ее кудрявые пряди. Малышка улыбалась и весело напевала, крепко держа в руках тяжелую лейку, заботливо поливая высокий куст, который по размерам был уже как небольшое деревце. Ей казалось, что сирень подпевает ей, нашептывая листьями, и своим детским воображением девочка воспринимала растение, как что-то живое, что слышит ее и видит, отвечает ей такой же любовью, с какой она заботилась о нем, гладит ее по волосам, путая их веточками. Конечно, эта сирень все понимала, ведь она спасла ее жизнь, и девочка ни на миг не забывала об этом, ухаживая за своей спасительницей.
Над ней и высоким кустом возвышался большой дом, а ветки сирени почти доставали до окна комнаты на втором этаже, в которой жила малышка. За лужайкой с аккуратно подстриженной травой находилась просторная заасфальтированная стоянка и две бензоколонки. Всего метрах в тридцати от дома с большой вывеской «Мотель» проходила оживленная широкая трасса, по которой в любое время суток шумели тяжелые фуры дальнобойщиков, многие из них заезжали к ним пополнить бак и пообедать или купить еды с собой, некоторые оставляли машины на стоянке и снимали комнату в мотеле, чтобы отдохнуть.
Из окна раздался низкий, с хрипотцой, голос, раздраженно окликнувший девочку и приказавший замолчать. Прервав свою песенку, ребенок поднял затравленный взгляд на окно, на перекошенное злобой лицо девушки и пробормотал извинения. Мама была очень красивой, даже когда ругалась, привлекательность ее молодого лица не портили гримасы злобы и гнева в такие моменты. И имя у нее нежное и красивое — Элен. Мама похожа на принцессу, обладая нежной, женственной, мягкой красотой, которая обволакивала подобно теплому легкому облаку, завораживала, заставляла таять и трепетать любое сердце. Чистое, прекрасного цвета лицо, обрамляли сияющие золотом роскошные локоны длинных густых волос, в огромных глазах плескалась чуть тронутая голубизной прозрачная вода. Точнее, это был лед, сверкающий, обжигающе холодный, потому что в какой-то момент этот прозрачный бездонный омут вдруг заледенел раз и навсегда, покрывшись непробиваемой твердой коркой и превратившись в льдину, навсегда утратившую тепло. Никогда в глазах этой красавицы не появлялось ничего, что можно было бы принять за нежность и тепло, даже когда она смотрела на своего ребенка, который ничего так не боялся на свете, как ее пронзительного ледяного взгляда, невыносимого, злобного, пробирающего до костей и наполняющего детское сердце непреодолимым страхом. Не нужно было кричать и ругаться, чтобы присмирить девочку, достаточно было одного взгляда, чтобы та сжалась и заползла куда-нибудь, как перепуганный щенок. Девочка знала, что похожая на сказочную принцессу мать — на самом деле злобная страшная ведьма, чудовище, как в сказке превратившееся в красавицу. И только удивлялась про себя, как такая красавица может быть настолько злой. В ее жизни не было ничего, что пугало бы ее так, как мать, а в жизни той не было ничего, что бы она так ненавидела, как свою дочь.
Убедившись, что девочка замолчала, мать скрылась.
Малышка вздохнула и посмотрела на старушку, неподалеку стригущую живую изгородь. И замерла от удивления, увидев вокруг той что-то темное, шевелящееся, похожее на дым или черный туман. Оно плыло вокруг старушки, медленно обволакивая, становясь все гуще и непроницаемей, а та продолжала спокойно работать ножницами, ничего не замечая.
Уронив лейку, девочка вскочила и закричала, окликнув старушку. Та обернулась и улыбнулась. Застыв на месте от ужаса, девочка наблюдала расширившимися глазами, как почернело небо, как тьма поглотила дом и стоявшие на стоянке огромные трейлеры. Исчезли звуки проезжающих по трассе машин и голоса остановившихся у мотеля водителей, словно на мир набросили огромное черное покрывало, погребя под ним все то, что еще несколько минут назад освещало жаркое летнее солнце. Листья сирени свернулись, ветки вдруг зашевелились и покорежились, деревце сжалось и затрепетало как под пламенем невидимого огня, потом осыпалось, превратившись в пепел, а на земле остался лишь маленький пенечек…
— Мадлен! — закричала девочка, не найдя взглядом старушку, и бросилась туда, где видела ее в последний раз и где сейчас не было ничего, кроме странной непроницаемой тьмы, медленно шевелившейся, как что-то живое.