У мотора, которым я поделился с водолазами, есть три достаточно неудобные для них свойства, справиться с которыми нам предстоит.

Во-первых, коленвал торчит из картера не внизу, а вверху — это так задумано авиаконструкторами, чтобы капот самолёта получился низким, давая лётчику хороший обзор. Во-вторых, воздушное охлаждение требует интенсивного обдува цилиндров, которое не так-то просто организовать в закрытом пространстве машинного отделения. Ну и, наконец, Рено — высокооборотный двигатель, и для передачи от него мощности на судовой винт необходим понижающий редуктор.

Словом, работы у нас много. Поэтому бестактность дяди Вени я спускаю без последствий — всё равно надо наведаться в наш ящик с причиндалами за шплинтовочной проволокой и торцевым ключом.

Редуктор мы сразу сделали не шестерёнчатый, а цепной, собственно, как и на моём самолёте. Это позволило заодно и момент вращения подать куда нужно, то есть вниз на вал винта. Сцепление пришлось устанавливать от трактора, раздатку мастрячить. Ну и проблему охлаждения решать комплексно — снижать степень сжатия в цилиндрах, ограничивать подачу смеси в цилиндры, надевать на них «рубашку» для циркуляции воды. Словом — дефорсировал я двигатель, отчего он заметно снизил обороты. Из былых двухсот с лишним лошадок осталось где-то под сотню.

Когда управились, побежала водолазная станция весело и бодро. У меня же наладились хорошие отношения с ЭПРОНовцами. Они нынче на слуху, можно сказать, в фокусе внимания советской общественности. Ну и комсомол не может оставаться в стороне от забот флота.

Только я так и не разобрался, военная это организация, или гражданская. То разговаривают друг с другом совсем по-человечески, то начинают по званиям обращаться. Ну да у нас в аэроклубе точно такие же непонятки. Главное же — моторами мужики довольны. И хотят ещё. Так мне сказал Лёша — старший брат Шурочки. Он здесь по технической части главный. На мой вкус я бы его назвал Главным Инженером организации. А только в местном исполнении данную должность и не выговоришь по-человечески — все части слова знакомые, а вместе — язык сломаешь.

Тем не менее у нас с ним образовался вполне ясно очерченный преступный сговор. Не то, чтобы криминальный, однако строки Грибоедова:

— нашли в наших сердцах общий отклик, когда он признался, что не согласовывал проводимых работ со своим руководством.

— Запретят ведь, пока не прогонят бумаги по всем инстанциям, а там осенние шторма… — сказал он поморщившись.

А я почуял в человеке родственную душу, ну и рассказал о том, что моторы-то, в принципе есть, только путь до этого принципа тернист и извилист.

— Итак, отрок, скажи, будь ласков, чем же способна церковь помочь тебе в твоих замыслах? — отец Николай смотрит на меня серьёзно, ни капельки не пытаясь смутить.

— Авиагоризонт и рация мне требуются. Лучше всего — американские, с самолёта «Аэрокобра», который где-то году в тридцать девятом пройдёт испытания в США.

— САСШ они нынче называются, — улыбнулся священник. — А почему именно с этого самолёта?

— Про авиагоризонт — так можно с любого, лишь бы компактный и полегче был. А вот рацию с «Аэрокобры» наши лётчики сильно одобряли в ту войну. И ещё я знаю что она сделана не одним ящиком, а несколькими относительно небольшими блоками — её удобно запихивать в разные небольшие пространства. А больших пространств в самолёте немного.

— Да уж, наслышан я о том, какой маленький аэроплан ты построил. Так, Мусенька говорит — он у тебя шустрый и такой вёрткий, что никому его не поймать. Хорошо, отпишу я про эту нужду людям знающим. И это всё?

— Не всё, конечно. Но только мне, скорее, совет нужен, и деньги на то, чтобы совету этому последовать.

— Ох, Александр! Ведь знаю я, что ты не отрок по опыту и знаниям, а всё путает меня молодость твоя. А ну, скажи, что у тебя с Муськой в будущем случится?

— Да ничего особенного, батюшка. Обычная семья.

Священнослужитель посмотрел на меня одобрительно:

— Это правильно, это благо. Так какой совет тебе потребен?