Люди орут и носятся. Трудно поверить, что пять минут назад тут было весело и коктейльно, народ плясал, фрики танцевали и радовали гостей, а официанты разносили бокалы и канапе на маленьких тарелочках. Классно мы с подругами потусовались, что говорить.

С трудом переворачиваюсь на бок и подтягиваю под себя конечности, чтобы спастись от острых шпилек паникующих девиц. И не только девиц. В поле расфокусированного зрения появляется пара ног. Тоже шпильки. Сапоги высокие, лаковой кожи, размер… сорок четыре? Как у папы примерно, я ему недавно туфли в подарок покупала.

Поднимаю глаза выше. На «девице» кожаные брюки, обтягивающие узкие бедра, боа из перьев и яркий макияж. На этом сходство с девушкой заканчивается. Волосы довольно коротко стрижены, кадык выпирает над воротом черной шелковой блузы.

— Голуба моя, спасительница, — хрипло говорит чувак в сапогах. — Чего разлеглась, болезная? Эвакуироваться будем?

Какое интересное лицо, отстраненно думаю я. Узкое, с хищным носом и совсем не женскими чертами. Темные глаза горят из под подкрашенных бровей. У полиморфа вторая личность явно женская – дама в мужском теле. Носителю под сорок, а может, и больше.

— Будем, — шепчу я. — Извините, вы не могли бы… сказать той… леди… в синем, чтобы она не орала? Я… мне нужно сцонконтрироватсься… сконцентрироваться и… усилить подпорки.

— Могла бы. Все, что пожелаешь, зайка. Вон та? — тип с хищным носом оборачивается.

Сзади него, прямо под «паутиной», верещит еще один двоедушник мужик-леди. У него (или все-таки у нее?) явная истерика. Голос орущего то опускается на мужские басы, то поднимается в ультразвук. Тонкие мужские ноги в ажурных чулках дрожат, локоны золотого парика липнут к потному лицу. Полиморф держит перед собой красную сумочку, словно пытается защититься. Глаза выпучены, ярко накрашенный рот раззявлен.

— Мадам! — кричит ему «мой» двоедушник. — Вы не могли бы заткнуться?

Мадам не обращает внимания.

— Бесполезно. Придется действовать радикально, — носатый подходит к «блондинке» и впечатывает кулак в лицо «дамы». Та отступает, роняет сумочку и садится на пол, раскинув худые ноги и прижав пальцы к носу.

— Убрать? — деловито интересуется носатый.

— Если вам не трудно…

— Не трудно,— двоедушник милостиво кивает. — Я пришлю кого-нибудь на помощь, голуба моя.

Он хватает воющую на низких нотах блондинку за шиворот и волоком утаскивает из поля моего зрения. Вот это я понимаю: мужик сказал – мужик сделал. На полу остаются сумочка и туфелька-лодочка, в которую поместились бы две мои ступни. С облегчением вздыхаю и «сканирую» конструкцию над танцполом: еще минут десять продержится. Коловрат потихоньку прибывает, но очень медленно.

Слышен вой полицейских сирен. Где же мои подруги? Рядом со мной на этот раз появляется уже две пары ног. Мужских, одетых в дорогие туфли. Папе бы такие понравились, хотя он больше неравнодушен к спортивной обуви.

Один из подошедших наклоняется ближе.

— Эй, малец! Где твой хозяин?

Вопрос меня несколько озадачивает. Молчу и смотрю в веселые карие глаза молодого мужчины.

— Говорить можешь? — нетерпеливо спрашивает он.