– Я скажу тебе сейчас ровно то, что говорю всегда. Такие моменты, как эти, имеют тот вес, которым ты сама их наделяешь. Преврати ситуацию в гигантскую драму, и она определит всю твою оставшуюся жизнь. Или просто скажи: «Ой!», положи это воспоминание в маленькую коробочку, и просто продолжай двигаться дальше. Никто не должен знать. С Джессикой все будет в порядке. Мы больше никогда об этом не вспомним.
– Мама… – начала я, но она издала тихое «о-о-о!» в трубку. – Мой стоматолог звонит, дорогая. Давай поговорим в другой раз.
– Но я…
– Целую!
Я опускала голову, пока она не коснулась моих рук, слушая телефонные гудки. Моя бедная сестра! Наша мать может придерживаться своей тактики до конца своей жизни, но я-то знаю, что произошло. Жалоба на комментарий появилась вчера около четырех часов дня, скорее всего, ее отправил один из подписчиков этого инфлюенсера. А может быть, это сделала сама Джессика. Может быть, она действительно звала на помощь. Была ли это она или нет, наверняка она снова и снова обновляла страницу, ожидая, не протянет ли инфлюенсер или невидимые механизмы Pictey, а именно я, руку помощи. Она могла ждать часами. Вообще-то она ждала пять часов, ждала, пока я выполню свою работу.
А когда я промедлила, она попыталась покончить с собой, точно так же, как это сделала я, будучи на ее месте почти двадцать лет назад.
Миа
В субботу, утром, в день моей свадьбы, я проснулась в луже. Горе, мороженое, крошки картофельных чипсов и вино, кажется, смешались там, где я лежала, но, к счастью, все это происходило в роскошной ванной. Прошлой ночью, в какой-то момент между первой и второй бутылками Пино Гриджио, я решила, что, будучи интернет-мошенницей и полным ничтожеством, я не заслужила роскошной кровати. Логика пьяного человека странная. Может быть, я просто предвидела, что разолью вино, что я и сделала, вероятно, трижды. Я взяла подушку, несколько полотенец и одеяло в ванну, чтобы продолжить вечеринку жалости. Я помнила пинту тающего органического ванильного мороженого премиум-класса с огромным содержанием углеводов и крошками чипсов сверху, а остальное смешалось в одно слезливое пятно.
Теперь, оглядев номер для новобрачных в гостинице, я поняла, что не могу оставаться здесь больше ни минуты. Это все было слишком ярко, слишком многообещающе, слишком много лжи. Я собрала вещи на ночь и поехала к дому моей матери, который располагался примерно в двадцати минутах езды от Диллона. Если я собираюсь инсценировать собственную свадьбу перед пятьюстами тысячами человек, то мама буквально единственный человек в мире, на поддержку которого я могу рассчитывать, потому что она абсолютно презирает социальные сети, телефоны и технологии в целом и думает обо всем этом как о карточном домике. К тому же у нее есть огромный запас хорошего вина.
Когда я подошла к длинному деревянному крыльцу моей мамы, пытаясь решить, постучать или просто войти, дверь распахнулась сама собой.
– Как раз вовремя! – воскликнула мама. – Я ждала тебя еще вчера.
Я вошла, стараясь не показывать мгновенную усталость, вызванную встречей мамой.
– Как ты узнала, что я пришла? – постаралась быть вежливой я.
Мама быстро обняла меня, здороваясь, отметила вслух, что, по ее мнению, я теряю мышечный тонус, а затем указала на маленький столик, установленный возле входной двери. У него были ручки, которые шли от стены и поддерживали откидывающийся верх. На нем, рядом со знакомой семейной фотографией, пожелтевшей от возраста, находился небольшой алтарь с моей взрослой фотографией в рамке: руки скрещены, спина прислонена к дереву, волосы блестящие, а одежда крайне неудачная. А еще разные свечи, бусы и колода карт таро.
– Мам, – протянула я. – Ты не можешь все время делать расклады на меня. Это довольно навязчиво. А еще пустая трата времени!
– Но ты здесь, не так ли? – ответила она, как обычно уклонившись от моей просьбы. – Держу пари, ты хочешь есть. Я могу разогреть банку супа.
– Что сказали карты? – не могу удержаться от вопроса.
– Что тебе будет больно и будешь нуждаешься в уходе. Может быть, будет сломана рука.
Я закатила глаза.