– Да. Это было безумно и, вероятно, неправильно, и мне, возможно, придется вернуть ее, потому что я не смогу заботиться о ней, но пока это кажется правильным, потому что это было лучше, чем другая моя идея, да и делало это невозможным. Когда тебе нужно о ком-то заботиться, нужно жить.

Я почувствовала, как сжалось мое сердце, как меня накрыли надежда и облегчение.

– Это не безумие, – прохрипела я. – Это не было ошибкой и возвращать ее ты не обязана.

– Я должна отправиться в реабилитационный центр для самоубийц, – призналась она. – Пока лекарства не подействуют или я не перестану сходить с ума. Кто будет заботиться о ней? Мои родители ненавидят домашних животных.

Я покачала головой, отмахнувшись от ее ненужного беспокойства.

– Я возьму ее, – сказала я, даже не задумавшись ни на секунду. – Я бы с удовольствием взяла ее с собой и позаботилась о том, чтобы она была в безопасности, чтобы, когда ты вернешься домой, она ждала тебя там.

– Но тогда она будет твоей, – возразила Джессика.

– Нет. Это явно твоя собака.

– Тебе нужна собственная собака, – заявила она. Я смотрела на эту девушку, находившуюся в эту секунду, надеюсь, в самом худшем моменте своей жизни, а она думала о том, что нужно мне.

Я глубоко вздохнула. Расскажи об этом.

– Позволь мне рассказать тебе о том, что было со мной, когда я взяла к себе Майка, – начала я. – Я запуталась. Я пыталась начать бизнес, который, казалось, никому не был нужен, и мой брат, единственный человек, который понимал меня, только что умер, а моя мать, которая, казалось, не понимала ровным счетом ничего, осталась совсем одна далеко-далеко. Я не могла встретиться с ней лицом к лицу, потому что мне было так больно, и я не знала, как мы будем существовать как семья без моего брата, который связывал нас воедино. Я знала, что поступаю эгоистично, игнорируя мамино горе, и с каждым днем чувствовала себя все хуже, просто ужасно. За день до того, как я познакомилась с Майком, я не могла встать с постели. Я лежала и даже больше не плакала. Просто лежала в постели и абсолютно ничего не чувствовала, что, оказывается, даже хуже, чем грусть или горе. В течение нескольких часов я думала, что хорошо мне уже никогда не будет. Я верила, что теперь это моя жизнь – петля одиночества, вины и потерь.

Мои глаза закрылись. Ни одна слеза не пролилась, все это было так давно. Я помнила, как ужасно это было, и я ненавидела тот факт, что кому-то еще когда-нибудь придется чувствовать то же самое. Особенно этой девушке, слишком юной, чтобы настолько отчаиваться. Может быть, всего на десять лет старше Азалии. Но у нее не было ни одной любимой курицы.

– Так что же ты сделала? – спросила Джессика.

– Я ехала в магазин, чтобы что-то купить, не помню, что именно. Мне было слишком грустно, чтобы много есть, и я не очень хорошо заботилась о себе. Но я ехала в магазин, потому что не могла придумать, чем еще себя занять, и увидела, как кто-то притормозил прямо передо мной. А потом люди в машине сбавили скорость еще больше, и мне пришлось сильно нажать на тормоз, я им посигналила. Окно со стороны водителя опустилось, и, поскольку это был Лос-Анджелес, я подумала, что они собираются показать мне средний палец. Но вместо этого я увидела, как скулящую собаку выбросили из окна, когда загорелся зеленый свет. Они тронулись, когда она еще только наполовину вылезла в окно, наполовину высунулась из него. Я видела, как собака упала на тротуар, и услышала просто ужасный звук ее крика, и я точно не знаю, что произошло дальше, потому что это был оживленный перекресток, и множество людей остановилось, движение было прекращено, но дальше все было как в тумане. Я просто помню, что каким-то образом собака оказалась у меня на заднем сиденье, истекая кровью, а я мчалась в ближайшую ветеринарную больницу. Это был Майк, – рассказала я, поглаживая маленькую черную гончую с длинной мордой, которая выбрала Джессику. – Майк прошел через все это, чтобы переехать жить ко мне. После операций он нуждался в постоянном уходе, никогда не мог быть один. Он был тревожным и нуждался в заботе, он ходил за мной повсюду. Он был незаменим. Я пыталась заменить его Такером, моими подписчиками, но никто, реальный или виртуальный, не мог сравниться с Майком. Потерять Майка было тяжело, – сказала я ей. – Но не так тяжело, как никогда не иметь его. Благодаря ему, – сказала я, думая об Энди, маме, Дьюи, вспоминая испуганный взгляд Пейдж, когда она смотрела, как Джессика убегает вдаль, – я узнаю любовь, когда вижу ее. Эта собака, – добавила я, будучи на сто процентов уверенной в своих словах и жалея только о том, что не сказала ей это в первый раз, когда она спросила меня об этом. – Эта собака сохранит тебе жизнь. Эта собака заставит тебя радоваться, что ты жива. Если ты пойдешь на терапию, будешь принимать лекарства, будешь рядом с людьми, которые тебя любят, и будешь выгуливать эту собаку два раза в день, ты выживешь. И тогда, в один прекрасный день, ты поймешь, что чувствуешь себя лучше. Намного лучше.

Она посмотрела мне в глаза.

– Ты обещаешь? – спросила она.

Я кивнула.

– Потому что меня выгнали из колледжа за списывание. И моя единственная сестра только что впервые по-настоящему вошла в мою жизнь, но оказалось, что она кто-то вроде похитителя личных данных. – Она поморщилась. – Извини за это. А моя мама – это вообще нечто. И у меня нет никаких планов на будущее, я понятия не имею, что буду делать дальше. Что мне делать дальше?

Она смотрела на меня в поисках ответов. Не на@Mia&Mike. Только на меня, на Мию Белл. Я пыталась думать о том, во что я верю, действительно верю. Не о том, что я бы опубликовала. О том, что у меня на сердце.

– Ты погладишь собаку, – ответила я наконец. – И не будешь причинять себе вред. Это все, что тебе нужно сделать.