А вот Грушевский не теряет надежды поработать над совместным проектом и к середине недели я сдаюсь. Тем более, что задание действительно пора начинать.
По дороге к парковке Ян объясняет мне как проехать к той самой кофейне и когда я сажусь в машину, случайно встречаюсь взглядом с Маратом. Он стоит возле крыльца и слегка прищурившись от яркого осеннего солнца смотрит прямо на меня. Я успеваю заметить на его лице приветливую улыбку, которая тут же сползает как только он замечает Яна.
Парень как раз вспомнил правила этикета и поэтому зачем-то решает помочь мне устроиться на водительском сиденье. Он слегка, будто случайно касается моего плеча и пообещав, что поедет сразу за мной, садится в свой громоздкий внедорожник.
Я делаю глоток кофе под испытующий взгляд Яна и замечаю:
– Неплохо.
– Я же говорил, – улыбается он, будто собственноручно сварил мне напиток. От этого мне почему-то хочется добавить, что капуччино с халвой в моей любимой кофейне гораздо вкуснее, но я сдерживаюсь. Парень не сделал ничего плохого и он явно не виноват в том, что у меня плохое настроение.
Мы легко справляемся с заданиями, но приходится признать, что львиную долю работы делает все-таки Ян. Я же скролю ленту соцсетей, переписываюсь с Аленой и всячески отлыниваю от нудной работы. Но Грушевский никак не выказывает свое недовольство даже когда у меня звонит телефон.
– Мы уже в городе, – радостно заявляет Динара. – И я с нетерпением жду встречи, чтобы лично поблагодарить тебя за свою победу. Серьезно, подруга, спасибо.
– Прекрати нести чушь. Эта победа – исключительно твоя заслуга, – в который раз повторяю ей.
– Я крута, не спорю, – смеется она, – но если бы не ты, я бы ни за что не смогла поехать в Стокгольм.
К сожалению, это правда. Родители Динары в разводе и отец полностью занят своей новой семьей, на старшую дочь у него не находится ни времени, ни денег. Мама – обычный инженер и поездку на соревнования не могла бы оплатить при всем желании. В детской секции большую часть расходов на себя брали спонсоры, но сейчас Динара совершеннолетняя и увы, участие в фестивалях ей приходится оплачивать из собственного кармана. Точнее, из моего.
– Это моя подруга, – поясняю Грушевскому и с гордостью добавляю. – Она заняла первое место на соревнованиях по танцам.
– Что люди только не придумают, лишь бы не работать, – вздыхает он с улыбкой.
– Ты считаешь, что танцы – это несерьёзно? – уточняю на всякий случай.
– А ты? – не замечая моей растерянности продолжает он. – Что хорошего в танцах? Два прихлопа, три притопа и все, я звезда, приходите посмотреть на меня и несите ваши деньги? На завод бы их всех отправить.
– Это же искусство, – возражаю я. – Что насчет музыкантов?
– Выучить семь нот и тупо переставлять их туда-сюда создавая при этом “гениальные” произведения большого ума не надо, – смеется он. Затем он, видимо, видит мое лицо и примирительно добавляет: – Ладно-ладно, я не хотел обидеть твою подругу, прости. Просто терпеть не могу эти творческие натуры.
– Все в порядке, – киваю я. – Давай закончим с заданием.
Следующие полчаса я не могу отделаться от мысли, что мне хочется поскорее оказаться дома. Я прекрасно понимаю, что он не хотел обидеть Дину, ни тем более, меня, но тем не менее от его слов во рту остался неприятный осадок, который не в силах смыть даже его хваленый кофе и творожные пирожные. Поэтому, когда он огорченно заявляет, что если на этой неделе я занята, то придется ждать еще дольше, потому что потом он уезжает в Венгрию с родителями, я вздыхаю с облегчением.
Однако, облегчение длится не долго, потому что на следующий день Марат находит меня на большой перемене и под удивленные взгляды одногруппников отводит в сторону.