— Вообще-то я не слежу за подобными событиями, но слышал об этом. Продолжайте.
— Джордж родом со Столицы, но он работает на нас. Сегодня вечером мы беседовали, и его слова заставили меня задуматься, не ищем ли мы не там, где надо. На допросах военнопленным показывают звездные карты, расспрашивают о спектральных типах и тому подобное, но все это ни к чему не приводит. Допрашиваемым ничего не известно о звездах своей системы.
Итак, мы беседовали с Джорджем, он начал описывать ночное небо Столицы, каким его видят тамошние жители. Вот мне и пришло в голову пойти обратным путем. Надо выяснить, как выглядит их небо, а затем разобраться, каким при этом должно быть реальное расположение звезд — точно так же, как в древности люди, наблюдая за восходом Солнца, обнаружили, что Земля движется по орбите. Я хочу оперировать фактами, а не бродить вслепую, показывая пленным непонятные им звездные карты.
— Это небо должно быть весьма необычным, — с сомнением заметил Морель. — Оно должно отличаться почти уникальными признаками, чтобы ваша идея сработала, например, низким облачным слоем. Мне кажется, если бы такие признаки существовали, пленные давно рассказали бы о них.
— Знаю, — подтвердил Меткаф, — но для людей, которые привыкли видеть одно и то же небо, эти признаки не кажутся уникальными. Расскажи ему, Джордж.
Выслушав рассказ Джорджа, перебиваемый многочисленными пояснениями Меткафа, Морель задал им обоим несколько вопросов относительно странного вида ночного неба Столицы.
— Гм… теперь я понял вашу мысль, — наконец произнес Морель. — И если нам эти признаки кажутся необычными, возможно, они направят нас по верному пути. Но, должен признаться, самым странным мне кажется, что ни один из этих признаков не всплыл в ходе расследования.
— Может быть, власти оказались хитрее всех, направив меня на эту чертову планету, — заметил Меткаф. — Я всего лишь пилот, человек, который зарабатывает себе на хлеб — и остается в живых, глядя в небо и определяя, где он находится. Офицеры разведки пытаются идти по обратному следу, расспрашивая пленников о длительности полета и числе переходов в режим С2 между Столицей и Новой Финляндией. И это ни к чему не приводит. По-моему, если мы попытаемся разобраться с экваториальным сиянием и исчезающими звездами, выясним, какой объект, движущийся по небу, мог создать такое впечатление, мы сможем перерыть компьютерные банки данных и найти систему с соответствующими признаками.
— Да, понимаю. Таким способом вполне можно чего-нибудь достичь. Прошу вас, выпейте еще кофе, а мне надо поработать. — И доктор Морель погрузился в размышления.
Пятнадцать минут спустя Джордж Приго совершенно перестал понимать происходящее. Морель оказался чудаковатым типом, если не сказать большего, и Джордж постепенно терял уверенность в том, что они обратились к нужному человеку. Прежде всего Морель замолчал и застыл в кресле. Когда он сообщил, что собирается проработать вопрос, Джордж ожидал, что он направится к компьютеру, сделает запрос или, по крайней мере, стащит с полки здоровенный талмуд и что-то забормочет себе под нос, листая страницы. Но Морель просто откинулся на спинку кресла, поставил локти на подлокотники, положил подбородок на переплетенные пальцы и, нелепо задрав голову, уставился в потолок. Только то, что астроном дышал и моргал, давало право назвать его живым существом. Но затем он закрыл глаза, и его дыхание стало неслышным. Джордж уже начал опасаться, что беднягу Мореля внезапно хватил удар.
— Имелись ли у жителей Столицы официальные звездные карты? — спросил Морель, прервав долгое молчание так неожиданно, что Джордж и Меткаф подскочили. — Кто-нибудь вел постоянные исследования звезд?
— Нет, нет, — немного растерянно отозвался Джордж. — Это не позволялось. Поначалу нам даже не разрешали придумывать сказки о небе. Правительство гардианов утверждало, что народные легенды и поверья — чушь, что они вводят людей в заблуждение и попусту отнимают время, и потому их объявили вне закона.
— Никогда еще не слышал о более бессмысленном законе, — проворчал Морель. — Ваши лидеры либо слишком всерьез воспринимали подобные вещи, либо ничего не знали о человеческой психологии.
— Возможно, вы правы, сэр, — неловко отозвался Джордж. Подшучивания Рэндолла он сносил без обиды, но испытывал раздражение, слыша, как издевается над гардианами незнакомец. Личный опыт самого Джорджа подсказывал ему, что гардианы зачастую поступают неразумно и дурно, но он по-прежнему не мог считать их всех негодяями и кретинами.
— Вы имеете хотя бы приблизительное представление о средней продолжительности жизни людей на вашей планете? — спросил Морель.
«Должно быть, этот Морель научился задавать нелепые вопросы там же, где и Меткаф», — подумал Джордж.
— Весьма смутное, сэр. Люди на Столице живут не более семидесяти — семидесяти пяти земных лет. Когда кто-нибудь достигает восьмидесятипятилетнего или девяностолетнего возраста, это становится сенсацией.
— Ясно… Учитывая детскую забывчивость, можно принять восемьдесят лет за базовый верхний предел выживания знаний об определенном участке неба. Вы понимаете, к чему я веду?
— Нет, сэр, — отозвался Джордж.
— Похоже, я уловил вашу мысль, доктор, — вмешался Рэндолл. — Звезды не могут просто появляться и исчезать. Они вечны. Должно быть, при некоем циклическом движении неба Столицы Потерянная Звезда исчезает из виду — если предположить, что эта легенда основана на реальном факте. Но поскольку никто из живых людей не помнит, чтобы он видел Потерянную Звезду, продолжительность жизни дает вам нижний предел продолжительности этого цикла.