Всю дорогу до дома Марина грызла себя за то, что заставила ребенка пережить такой стресс. Но она не видела другой возможности показать ему, насколько важен Хохол и для нее, и для него тоже.

Дома Грег сразу ушел к себе, сел за уроки, и Марина получила возможность побыть в одиночестве. Открыв ноутбук, обнаружила письмо от Мышки – подруги, с которой вот уже много лет вынуждена была поддерживать связь вот так – письмами и в аське. Содержание письма моментально вытеснило из ее головы все остальные проблемы. Мышка просила совета, но за сухими и выверенными до последней запятой строчками Марина сразу угадала состояние, в котором находилась подруга. «А еще говорят, что лихие девяностые прошли и остались в истории, – хмыкнула Коваль, вчитываясь в текст. – В этой стране никогда ничего не меняется, просто перетекает в другую форму. Опять разборки, наезды и дележка. Бедная Машка, как же она так влипла-то?»

Обсудить содержание письма она могла только с Женькой, но вряд ли стоило в ближайшее время рассчитывать на его помощь. Справедливо рассудив, что утро вечера мудренее, Марина легла спать.

Всю ночь ее мучил кошмар, который стал возвращаться все чаще и чаще. Ей снился первый любовник Денис Нисевич – человек, с которого началась новая веха в ее жизни. Если бы не он, если бы не его садистские замашки – то не было бы в Марининой жизни ни старого Мастифа, у которого она с кровью вырвала из рук целую криминальную империю, ни Олега Черепа, научившего, как правильно сделать это, ни Сереги Розана – верного помощника и советчика во всех делах. Не было бы любимого мужа Егора Малышева, не было бы рек крови, ранений и ужасов. Не было бы и Хохла. Марина никак не могла определить, какие чувства вызывает у нее умерший любовник – ужас, гнев, благодарность? Она не могла простить ему искалеченной души и изуродованного тела, как не могла простить того, кем она стала благодаря ему. И этот сон, преследовавший ее много лет… Денис, тяжело больной туберкулезом в последней стадии, сидя на табуретке в заброшенном доме в дачном поселке, просит ее:

«Забери меня к себе. Дай мне возможность умереть рядом с тобой, видя тебя, держа за руку».

Она отчетливо помнила этот эпизод, могла рассказать, во что была одета, как причесана, что было в том старом доме, как выглядели приехавшие с ней охранники, какого цвета был платок, в который надсадно кашлял Денис… Это сводило с ума, заставляло просыпаться в холодном поту и потом долго курить в кухне, открыв в любую погоду окно и глядя на сонную тихую улочку Бристоля. Кто бы мог подумать, что через столько лет она все еще будет возвращаться к своему прошлому.

Сегодняшняя ночь не стала исключением. Марина, с трудом заставив себя встать, ушла в кухню и, не включая света, закурила сигарету. Рассвет только-только начал окрашивать улицы города в утренние оттенки, еще не было мальчишек, развозивших газеты, не было молочника и булочника, торопившихся к постоянным клиентам с корзиной свежего хлеба и бутылками молока. Город лениво просыпался, возрождаясь к новому дню. Низкое серое небо, голые ветки деревьев, тихая улица без машин… Пейзаж, ставший привычным за годы, проведенные здесь, но так и не сделавшийся родным.

Закутавшись в длинную белую шаль, привезенную Хохлом из Сибири, Марина курила и задумчиво смотрела в окно. Если бы ей предложили сейчас немедленно оказаться дома, в родном городке за Уралом, в коттедже, где она жила сперва с Егором, а затем с Хохлом, она, не раздумывая, согласилась бы. Довольно часто в последние год-два она ловила себя на мысли о том, что начала превращаться в типичную иммигрантку – украшает дом какой-то дикой «хохломой», слушает русскую музыку, страдает от отсутствия берез и вообще заболела «квасным патриотизмом», когда все русское кажется лучшим и единственно возможным. Марина заставляла Грегори говорить по-русски, старалась следить за тем, чтобы в произношении не проскальзывал акцент, но иногда даже за собой замечала, что все чаще и чаще с трудом подыскивает какие-то слова – аналоги английским. Та же Мышка иной раз изумлялась, когда Марина в разговоре держала долгую паузу, вспоминая какое-то слово.

«Я старею, – с тоской думала Коваль, беря новую сигарету. – Меня неудержимо тянет туда, где я родилась и выросла, и никакие годы в Англии не способны истребить во мне это».

Напольные часы в гостиной пробили семь, нужно было будить Грегори, чтобы не проспал к началу занятий. И именно в этот момент ей позвонил Стивен.

Адвокат, ведший дела ее ресторана, вот уже несколько месяцев успешно совмещал эту должность со статусом любовника хозяйки. Марина даже теперь не могла объяснить себе, зачем сделала это. Возможно, ее одолело любопытство – на что способен амбициозный мужчина, которому улыбнулось счастье разделить постель со своей хозяйкой. Стивен, надо признать, не разочаровал ее, хотя после первых встреч Марина осталась в легком недоумении. Выносливый и довольно опытный, он вел себя как робкий школьник, оказавшийся наедине с молодой учительницей в запертом спортзале. Но со временем их встречи приобрели совершенно другой смысл. Коваль сумела раскрыть в Стивене то, что он так тщательно прятал под безукоризненными деловыми костюмами, хотя далось ей это непросто.

Сегодняшний звонок не был запланирован – Марина не злоупотребляла своей относительной свободой и не позволяла любовнику вольностей.

– Алло, – недовольно проговорила она в трубку.

– Мэриэнн, доброе утро.

– Не знаю, как у тебя, но у меня оно вряд ли доброе, – буркнула Марина.

– Что-то случилось?

– Мой муж в университетской клинике с инфарктом. Я понятно объяснила?

Стивен умолк. Марина ждала, нервно постукивая домашней туфлей о ножку стола.

– Нужна какая-то помощь? – изрек наконец он.

– Ты что – кардиолог?