Не в силах больше сдерживать эмоции, он выскочил из-за стола, заходил из угла в угол.
— Ибо Он — есть сила, способная упорядочить жизнь людей, придать ей смысл, — загудел старец пылко.
Успокойтесь, святой отец. Я ведь не спорю. Мне безразлично, придумали вы себе кумира или ваш Бог дал вам веру, — прошептал Вирусапиенс.
— Мне нужно знать лишь одно — кто создал меня? — едва слышно добавил он, становясь прозрачным. Вздрогнул и исчез.
«Сильно изменился Вирусапиенс», — подумал Тромб, наблюдая за разговором из своего укрытия.
Он вспомнил последнюю встречу — с испуганным, обозленным существом.
Священник, по-видимому привыкший к подобным фокусам и преобразованиям Вирусапиенса, не удивился. Он только тяжело вздохнул и покачал головой. Пытаясь успокоиться, вернулся за стол.
Тромб поднялся, собираясь уходить, но замер, услышав просьбу старца.
— Полковник! Подключайте убогого!
Боец приник к решетке, не отводя взгляда от взволнованного старца, замер.
Отец Михаил нервно постукивал кончиками пальцев.
«Кроме Ивана Васильевича Коваля, больше некому быть полковником», — подумал Тромб, но в зал вошел молодой, нескладный здоровяк в развевающейся свободной рясе.
— А ты здесь что делаешь, Игорь? — отец Михаил замолк на полуслове, дернул головой, фыркнул.
— Дьявол! Не привыкну я к вашим виртуальным фокусам, — прошипел он, осматривая вошедшего монашка.
— Убогого подключили к мнемосканеру. Можете говорить, — произнес тот, устанавливая на столе небольшой экран, повернулся к старцу и раздраженно пробурчал: — Да не сверлите меня взглядом. Это я, Коваль. Ваш компьютерный гений на все случаи жизни создал только один виртуальный образ — свой. Теперь все, кто подключается, вынуждены носить его личину.
Опутанный проводами прибор включился, загудел, подмигивая разноцветными огоньками. Засветилась жидкокристаллическая панель.
Тромб всмотрелся в маленький монитор.
Полураздетый, опухший от побоев мужик, мотая из стороны в сторону окровавленной бородой, пялился с экрана единственным глазом. На месте второго зияло развороченное окровавленное отверстие. Привязанный к креслу крепкими кожаными ремнями, он рванулся к свободе и истошно завопил, сотрясаясь телом:
— Царя казните, ироды!
— Петра Третьего! — Бородач выгнулся.