Но Арно уже направляется к каменным ступеням у подножия «Виллы Пратьяхары».
— Нет! — дергаю я его за руку. — Не так! Если уж идти дальше, то надо обойти снизу по камням, у воды!
— Почему, о Господи? В море шторм. Мы не пройдем, нас собьет с ног волнами!
— Да? Разве шторм?
Я осоловело обвожу глазами разбушевавшееся море, впервые осознав, что постепенно усиливающийся за последние часы ветер действительно перерос в штормовой.
— Но мимо дома идти нельзя! Там люди. Плохие. Заметят. Убьют. Тебя тоже убьют. Давай вообще не пойдем, а?
— Нет, — отрубает Арно и первым приближается к скалам. — Пойдем. В обход, так в обход. Так ты поэтому мокрая с головы до ног? Ты таким путем прошла ко мне?
Я киваю. Вероятно, так и было, хотя поручиться за то, что я хоть что-то помню, я не могу.
Подойдя к подножию скал, мы огибаем их справа, минуем «Пиратский бар» и заходим в воду. Волны бьются о камни, разлетаясь фейерверком крупных брызг. Начался отлив, и вода, будь она спокойной, доставала бы нам всего до пояса. Но в шторм море хлещет о скалы, порой заглатывая нас с головой.
Арно идет первым, крепко сжимая мою руку и пытаясь прикрыть меня от особо крупных волн. Луна снова куда-то запропастилась, и мы движемся в почти кромешной темноте. Пару раз мы оступаемся, пару раз налетаем на подводные камни, но каким-то чудом нам все-таки удается выбраться на скалы уже позади моей «Виллы».
— Теперь куда?
Я киваю вперед.
— Это на нашем пляже что ли? — не выдерживает Арно минут через десять молчаливого хмурого хода.
— Почти. У моста. Собственно… это
— Под?
Я лишь судорожно сглатываю, и мы опять продолжаем путь, лишенные и фонарика, и света луны, почти наощупь обшаривая ногами камни. Наконец, впереди начинает угадываться валун, за которым притаилась расщелина.
— Ну? — останавливается Арно и смотрит на меня в упор.
Я киваю в сторону пропасти, не в силах разлепить пересохшие губы.
Подняв брови, как он обычно это делает, словно бы говоря «ну-ка, посмотрим», Арно останавливает меня знаком руки и, подойдя к тому месту, где еще недавно висел мост, наклоняется на ямой. С минуту, хотя время настолько условно, что мне кажется, что прошла вечность, за которую можно было родиться, вырасти, поседеть и состариться, он всматривается вниз, потом разгибается, чешет затылок и недоуменно спрашивает:
— Мост обрушился? Там доски, канаты и какой-то странный свет.