Когда Франческо услышал, что ему можно остаться на «Змее» юнгой, он был счастлив как никогда. У него получилось! Не придется с позором возвращаться к своим, выслушивать равнодушно-оскорбительные сентенции отца и видеть слезы матушки. Отец никогда не любил его так, как любил Джулио. Теперь Франческо разочаровал родителя окончательно — ну и пусть. Он чувствовал уколы совести, вспоминая мать, но не сомневался, что она поймет и простит. Она всегда была на его стороне, а вот батюшка…

С раннего детства он прочитывал о море все, что попадало в руки, и хорошо представлял себе жизнь на корабле. Однако написанное в книгах очень отличается от действительности — Франческо это понял даже раньше, чем «Змей» покинул гавань в Кале. Неумелый юнга мог быть только мальчиком на побегушках, слугой всех и каждого на шхуне. К тому же он сильно мучился от морской болезни, что вовсе не способствовало усердию и расторопности.

И если с тяжелой работой, грубой пищей, неудобной подвесной койкой он хотя и трудом, но свыкся, постоянная брань и зубоскальство не могли не раздражать. Его происхождение и воспитание восставали против этого. На суше он немедленно бросил бы вызов любому, кто решился бы говорить с ним подобным тоном, а на корабле он был юнгой — а значит, полностью бесправным. Вначале Франческо часто вспыхивал от гнева, что лишь вызывало у окружающих издевательский хохот. Особенно любил его изводить второй помощник капитана Феликс Морель — высокий здоровый малый, силач и грубиян. Вероятно, он был храбрым солдатом и моряком, но уже на второй день плавания Франческо возненавидел его, как никого в своей жизни.

Он терпел и молчал, стискивая зубы и внутренне содрогаясь от оскорблений. Франческо напоминал себе о своей цели и надеялся, что Морелю рано или поздно надоест третировать его. Покуда же у него находился только один заступник — Ольгерд Ларсен. Не то чтобы Ларсен был к нему снисходителен, напротив, он строго спрашивал за промахи — но никогда не издевался и не позволял это делать другим. В его присутствии Франческо мог опасаться лишь Мореля, но и того Ольгерд обычно заставлял замолчать. Франческо заметил еще и другое — Феликс Морель ненавидел Ларсена всей душой и мечтал занять его место.

После нескольких дней в море Франческо немного освоился на судне и в первый раз вызвался помочь вахтенным матросам со снастями. Когда же поднялся ветер, который бывалые моряки называли «свежим», Франческо показалось, что это настоящий ураган.

…Ольгерд отстоял вахту, после чего его сменил Феликс Морель. Ветер крепчал, качка становилась все сильнее.

— Убрать брамселя! — громко скомандовал Феликс. Несколько матросов бросились отдавать подветренный шкот, чтобы скорее выпустить ветер из парусов и тем самым облегчить брам и бом-брам-стеньгу.

По сути, это был еще не шторм, а просто свежий ветер, но тем, кто был послабее или не успел привыкнуть, приходилось тяжело. «Змея» швыряло вверх-вниз, пройти по палубе, не хватаясь за что придется, было невозможно. Ольгерд решил остаться на палубе; даже ему, побывавшему во многих штормах, становилось не по себе. Ветер усиливался, свистел все оглушительней, волны захлестывали палубу. Фрегат был достаточно легким, с отличными мореходными качествами, но все равно ему приходилось туго. Тяжело взобравшись на гребень очередной волны, корабль стремительно проваливался в пропасть — и конца-краю этим бешеным прыжкам было не видать. Снасти протестующе скрипели, оглушительно хлопали паруса… Ольгерд слегка поежился — их прошлый рейс начинался не в пример спокойнее.

Морель и правда был неплохим моряком: знающим, смелым, с недюжинным опытом. На взгляд Ольгерда, Феликс вполне мог бы стать первым помощником капитана на «Змее», если бы Бар не был таким принципиальным. Морель натянул брезентовые рукавицы и отогнал от штурвала рулевого с бледно-зеленым цветом лица.

— Иди, погуляй! — Он презрительно поглядел на трех молодых матросов, перегнувшихся через борт.

В эту минуту «Змей» начал разворачиваться бортом к волне, и Ольгерд невольно бросился вперед, собираясь перехватить штурвал. Однако не успел он достигнуть цели, как стальные пальцы вцепились ему в предплечье. Другой рукой Феликс легко крутанул штурвал, выравнивая курс.

— Благодарю, сударь, — лениво бросил он, — но я уж как-нибудь сам обойдусь, без вас. С Божьей помощью.

В красивом низком голосе уже не в первый раз слышалась насмешка. Морель, кажется, взял за правило при встрече с ним нарываться на ссору. Ольгерд невозмутимо пожелал ему «спокойной вахты» и отошел. Несмотря на непогоду, ему хотелось посмотреть, как Феликс справится со всем этим. Ольгерд на минуту прислонился к мачте — качка начала действовать и на него.

Несколько матросов, напрягая силы, выбирали шкоты — порывы ветра рвали их из рук. Вдруг один из них громко вскрикнул и покачнулся. Ларсен бросился к нему. Это был Франческо. Видно, он забыл надеть рукавицы, и теперь кожа на обеих его ладонях была содрана натянувшейся веревкой. Палубу захлестывала вода, она смывала кровь, стекающую с израненных рук. Морель с досадой покосился в его сторону и демонстративно усмехнулся. Лицо Франческо исказилось от боли, но он был намерен вернуться к своему занятию. Ольгерд взял его за локоть: