«Когда я пишу о женщинах, я больше в себе уверена».

А вот относительно первой главы, как и в случае с «Джейн Эйр», с издателями не согласилась:

«Викарии и их повадки списаны с жизни. Говорите, что хотите, джентльмены, но Истина выше, чем Искусство. „Песни“ Бернса лучше, чем эпические романы Бульвера. Грубые, язвительные очерки Теккерея предпочтительнее тысяч тщательно выписанных картин. Пусть я невежественна, но позволю себе придерживаться этой точки зрения».

Уже потом в самом романе читаем:

«Обратите внимание, всякий раз, когда пишешь чистую правду, ее всегда почему-то называют ложью».

Сказано красиво, парадоксально, но как же тогда быть с готическими несообразностями в «Джейн Эйр», о которых уже шла речь?

В самом конце августа роман готов; может быть (и даже скорее всего), он не лучше «Джейн Эйр», но уж точно совсем на него не похож. Повествование ведется не от первого, а от третьего лица. Действие романа отнесено во времена Наполеоновских войн и луддитских мятежей. Приемы готического романа уже не просматриваются:

«Если я все же снова начну писать, – пишет Шарлотта Льюису в январе 1848 года, – то в новой книге не будет того, что вы называете мелодрамой».

Обращает на себя внимание «Шерли» и широкой общественной панорамой, чего не было ни в «Учителе», ни в «Джейн Эйр». Автор и персонажи высказываются на такие актуальные (скорее для сороковых годов, чем для десятых) темы, как женский вопрос (надзиратель на фабрике Мура Джо Скотт убежден: политические и общественные конфликты – не женское дело), рабочий вопрос (разрушение луддитами фабрики Мура), детский вопрос. Безработица, филантропия. Социальные конфликты, к которым, кстати сказать, у Шарлотты вслед за ее отцом отношение всегда было резко отрицательное.

«Конвульсивные революции тянут мир назад во всем, что только есть в нем доброго, – пишет она мисс Вулер годом раньше, 31 марта 1848 года. – Они останавливают ход цивилизации, заставляют всплыть на поверхность подонков общества… Молю Бога, чтобы Англию миновали судороги и припадки безумия, бушующие на континенте…»

Есть в романе, как всегда у Шарлотты, узнаваемые прототипы: священник Хелстоун с очевидностью списан с Патрика Бронте (такой же неустрашимый, такой же консерватор), Шерли Килдэр – с любимой сестры Эмили, Кэролайн Хелстоун – с Эллен Насси.

Роман вышел 26 октября 1849 года, и первая рецензия появилась уже спустя пять дней – автора она не порадовала. Рецензии на «Джейн Эйр» были, мы помним, в большинстве своем положительные, на «Шерли» же – почти все отрицательные. Особенно усердствовала «Дейли ньюс»:

«Никому не нужная пошлятина… отвратительно… среди мужских персонажей ни одного подлинного… таких мужчин не бывает в природе… нет ни Хелстоунов, ни Йорков, ни Муров. Все они не более реальны, чем восковые фигуры в музее мадам Тюссо».

Зато женские персонажи в целом понравились, из чего делался однозначный вывод: автор – не мистер Каррер Белл, а женщина; как съязвил один из критиков: «Каррер Белл в нижней юбке». Рецензент «Фрейзер мэгазин» пошел в своих изысканиях еще дальше:

«Держу пари, что Каррер Белл не просто женщина… а женщина из Йоркшира, к тому же не один год прослужившая гувернанткой».

Шарлотта разочарована.

«Если б я могла загадать желание, – сказала она как-то Джорджу Смиту, – я бы попросила добрую фею наделить меня даром быть невидимкой».

За отсутствием доброй феи спустя месяц после выхода романа в Лондон по приглашению Джорджа Смита приезжает не таинственный Каррер Белл, а маленькая, робкая, скромно одетая Шарлотта Бронте – после смерти сестер хранить тайну литературного псевдонима смысла больше не имело. В «Бредфордском наблюдателе» от 28 февраля 1850 года можно было прочесть следующее объявление:

«Нам стало известно, что единственная дочь преподобного П. Бронте, приходского священника в Ховорте, является автором „Джейн Эйр“ и „Шерли“, двух наиболее известных романов нашего времени, которые выходили из печати за подписью „Каррер Белл“».

Джордж Смит, как и год назад, проявил себя гостеприимным хозяином: гулял с Шарлоттой по Лондону, водил по картинным галереям, побывал с ней на выставке ее любимого Тернера, дважды повел в театр на «Макбета» и «Отелло» с участием знаменитого Уильяма Чарльза Макриди (который не произвел на Шарлотту никакого впечатления), главное же, несколько раз за те две недели, что она провела в Лондоне, устраивал в ее честь пышные приемы, а накануне ее отъезда пригласил к себе ведущих критиков, в том числе Джона Форстера, издателя «Экзаминера», и Генри Чорли, литературного и музыкального критика журнала «Атенеум», а также рецензента лондонской «Таймс», который в рецензии от 7 декабря не оставил от «Шерли» камня на камне. Самыми мягкими характеристиками романа были «пошлый» и «незрелый». Персонажи, по мнению критика, рождены «воспаленным воображением автора», «с реальной жизнью не имеют ничего общего», что же касается диалога, то «живые люди так не говорят».