Вечером к берегу не приставали, хотя бы потому, что было неясно, где же он, этот берег: на Великом Лугу понятие «суша» было расплывчатым – в обоих смыслах.
Кнорр загнали в камыши и бросили якорь. Натянули тент над палубой и улеглись, кто где мог. Птицы спать не мешали, в темноте их неутихавший гомон смолк, как будто все бесчисленные стаи снялись с места и улетели прочь.
А ранним-ранним утром, когда рассвет только намечался, «Рататоск» снова вышел в путь.
Несколько дней подряд житие не святого Константина наполняли скука и скученность. Непр давно уже катил свои обильные воды на юго-запад, завершая великую дугу по степи.
Река делалась все шире и шире, разрастаясь лиманом и солонея.
Остров Березань осмотрели из чувства долга, никого не нашли, но стоянку обнаружили-таки. Кострище было тщательно забросано песком, все следы прометены пучками веток, но следопытов такими детскими уловками не обманешь.
Угли погасли, но не остыли – «Морской сокол» и «Тангриснир» опережали «Рататоск» меньше чем на день!
От нетерпения Хродгейр приказал гребцам «помочь» парусу. Ходу прибавилось.
Кнорр долго шел на траверзе Гилеи[59], заросшей березами, дубами, осинами, ольшаником. В давние времена в этих местах шумела священная роща Гекаты. С тех пор не менялось лишь одно – обилие оленей, медведей и кабанов.
Охотиться здесь некому было, и зверье процветало.
Следующим утром «Рататоск» вышел в Русское море, на синий простор шумнокипящего Понта Эвксинского.
Глава 36. Константин Плющ. В Гостях у Ахилла
Кнорр был не шибко быстроходен, но пять-шесть узлов[60] кораблик выдавал-таки. Весь день Хродгейр продолжал держать курс на юго-запад, словно по привычке.
Море привело викингов и варягов в равное умиротворение. Река – это узость, на ней корабль словно пес на привязи. А в море – воля! Здесь тебя ничто не держит и, если кормщик – человек бывалый и знающий, то проведет кнорр и днем, сверяясь с солнцем, и ночью, счисляя свой путь по звездам.
И ветра подскажут путь, и течения, и даже соленость воды.
Солнце закатилось, но парус надувался по-прежнему. Кнорр без устали скользил по волнам, кланяясь большим валам.
На море опустилась ночь, зажглись звезды, складываясь в созвездия. Большая Телега, Палец Аурвандиля, Глаза Тьяцци, Прялка Фригг…[61]
Костя устроился поспать в удобном месте – на скатке запасного паруса. И даже подушка была – моток кожаного каната. Жесткая, конечно, подушечка, но Плющ давно уже перестал обращать внимание на подобные мелочи.
Еще когда они вышли из Сокнхейда, он беспокоился, выдержит ли его городской организм качку. Выдержал, морской болезнью не страдал, хотя на Балтике, пардон, на Восточном море, качало изрядно.