– Он в другой камере, с кормилицей… Мне не разрешено его видеть… Я только несколько раз слышала, как он плачет, – слёзы снова поползли по щекам, скатываясь с подбородка на грязное одеяло. – Они обещали, что там будет сухо и тепло, но я не верю обещаниям Палия… Мальчик мой! Бедный мой маленький мальчик…

Кронария опять зарыдала, и столько искреннего горя несчастной матери было в этом почти беззвучном плаче, что в душе Леи, впервые за эти месяцы, шевельнулось сочувствие.

– Ты хотела бы выйти отсюда? Вместе с Аруцием?

Узница мгновенно замолчала и уставилась на девушку глазами, в которых вспыхнула безумная надежда.

– Леечка! Милая моя, родная! А ты сможешь? Конечно, конечно, ты сможешь! Палий любит тебя, и если ты попросишь, он всё-всё сделает, обязательно сделает… – Кронария сползла с кровати и теперь стояла на коленях, простирая к Лее руки в каком-то молитвенном экстазе. – Он добрый, он же знает, что я его любила. Просто кто-то оговорил меня и моего бедного мальчика! Леечка, я для тебя сделаю всё, что ты захочешь! Ты же знаешь, наша семья богата, они заплатят, ты только скажи…

Захлёбываясь словами, Кронария подползла к гостье, пытаясь обхватить её ноги. Лея брезгливо отодвинулась. Слова мачехи напомнили ей тот страшный день, когда она так же плакала и молила Палия отпустить ни в чём неповинного Дартона. Не вымолила…

– Мне не нужны ваши деньги, – Лее надоело это представление, и она решила приступить к тому, ради чего пришла. – Я уговорю отца, но ты должна написать кое-какие бумаги.

Кронария уселась на кровать и приготовилась выслушать условия своего освобождения.

– О чём эти бумаги?

– О том, что ты признаёшь отцом ребенка Галигана Освела, Сидрака Тортрана и Хайрела Беркоста.

Кронария зажала руками рот и яростно замотала головой, а потом выкрикнула хриплым от ужаса голосом:

– Никогда! Я никогда не напишу это! Боги… Никогда!

Лея пристально посмотрела на побледневшую мачеху и спокойно произнесла:

– Ну, что ж, нет так нет. Оставайся гнить здесь дальше. Палий собрался жениться на дочери Царя Антубии, и после свадьбы тебя отправят на нижний этаж Саркела. А там, сама понимаешь, жить тебе останется только до первого большого прилива… Твоему бывшему ты зачем теперь нужна… живая? А Аруцию ещё меньше осталось – поговаривают, что кормилице уже надоело сидеть здесь ни за что. Приспит она случайно мальчонку – и свободна, вернётся домой, к семье… Прощай!

Лея встала и пошла к двери. До неё оставалась пара шагов, когда с топчана тихо прошелестело:

– Не уходи… я… напишу…

Девушка вернулась к столу и вытащила из внутреннего кармана плаща несколько листков бумаги и принадлежности для письма. Кронария уселась на табурет и в слабом свете догорающего факела начала писать под диктовку, неуклюже ухватив слабыми пальцами перо:

«Я, Кронария Корстак, урождённая Вермокс, этим письмом подтверждаю, что мой единственный сын Аруций, рождённый четырнадцатого числа восьмого месяца пятьсот двадцать третьего года от создания Нумерии, рождён не от моего законного мужа, Повелителя Нумерии Палия Первого из рода Корстаков, а от…» – перо замерло, и Кронарии посмотрела на падчерицу.

– Но ведь Освел и Беркост здесь совершенно не причём! Его отец – твой двоюродный братец Сидрак Тортран, в котором тоже течёт кровь Корстаков. Лея, что ты задумала?

Та, с горящими глазами и твёрдо сжатыми губами, сурово глянула на мачеху: