К станции мы подъехали через полчаса. В кустах недалеко от нее нас поджидали разведчики, подтвердившие отсутствие на объекте сколь-нибудь значимых сил противника. Коротким мозговым штурмом, собрание командиров подкорректировало план атаки, после чего все разбежались по местам.
Сам штурм прошел лихо, с молодецким посвистом и пальбой в воздух. Да, именно в воздух. Не везде, конечно, но в некоторых выявленных разведкой по наводке пленных местах, стрелять куда-либо еще, бойцам было строжайше запрещено. Уж больно много там было взрывоопасных предметов соскладированно, а в меткости большинства бойцов у меня уверенности не было. К счастью, оборонявшиеся и сами в таких местах предпочитали не задерживаться.
Колонна из десятка бронемашин на бешеной скорости аж тридцать километром час влетела на территорию станции, паля в безопасных направлениях. В паре специально разгруженных по такому случаю грузовиков, вместе с ними примчался небольшой отряд пехоты. В этот раз бойцы действовали быстро и четко по плану. Высыпавшись из кузовов, они под прикрытием огня броневиков рванули внутрь главного здания, где находился узел связи.
Остальные силы отряда врывались на станцию с трех направлений, сгоняя охрану к центру. На начальном этапе сопротивления почти не было. Австрийцы предпочли не связываться с идиотами устроившими пальбу среди штабелей крупнокалиберных снарядов. Многие сразу же сдались. Человек двадцать успело засесть в солдатской столовой, к которой из-за узости проходов не могли подъехать бронеавтомобили. К счастью, командир роты не стал устраивать лобовых атак, а выявив непрострелевыемые зоны, лично провел группу бойцов с гранатометами практически под окна здания. Первое боевое применение гранатометов прошло успешно. Трех залпов из пяти разномастных порождений народного оружейного творчества хватило, чтобы выжившие солдаты противника капитулировали.
Еще несколько сопротивленцев было обнаружено в жилой застройке. Там я уже дал проявить себя микроартиллеристам с их 37-ми миллимитровками, чтобы не чувствовали себя ненужными.
Настоящим сюрпризом для нас оказалось освобождение почти сотни пленных русских солдат. Впрочем, в бой они не рвались. Поменявшись местами с охраной, вели себя с ней довольно дружелюбно. Разве что, словесно подкалывали, ни слова не понимающих немцев. Да и немцы на поверку оказались словаками. Командиры, пообщавшись с освобожденными, единодушно заявили, что рассчитывать на них в обороне станции не стоит. Половина точно разбежится при первой же возможности. Ну и ладно, без дела все равно не останутся. Нам тут копать и таскать предстоит столько, что я бы еще от пары сотен пацифистов не отказался.
Тем более, что время поджимало. Это выяснилось из допроса начальника станции. Он в плен попал сразу, при захвате узла связи. На допросе пытался выразить презрение к "русским варварам" закинув ногу на ногу и демонстративно глядя в окно. На вопросы отвечать отказался, сообщив только имя и звание. Офицер-инструктор, приглашенный в качестве переводчика, уже собрался было уходить, но меня такой ответ не устроил. Я пригрозил немцу пистолетом, но тот лишь фыркнул, явно не поверив угрозе. Правильно не поверил, вообще-то, от трупа точно ничего узнать не получится. Впрочем, я его убивать и не собирался. Изначально я планировал прострелить ему ногу. Остановил меня явственно возмущенный взгляд переводчика, которым он отреагировал на мои угрозы пленному.
А ведь и, правда, чего это я? Что мне это немец сделал? Может в будущем он и станет нацистом, но пока-то он просто честный вояка. Даже не вояка, тыловик. Наши пленные на обращение не жаловались. Нет, не по совести это будет и мое знание будущего тут не оправдание. Особенно, когда речь идет о конкретном человека, о будущем которого я не знаю ничего.
Выход мне подсказала его поза. Уж больно живо она мне напомнила прием невролога на медосмотре. С хулиганской ухмылкой я перехватил маузер за ствол и не очень сильно тюкнул напыщенной вражине под коленную чашечку, куда обычно бьют врачи своим резиновым молоточком, проверяя рефлексы. За что тут же и расплатился. Рефлексы у немца отменные, да и маузер с его колечком для шнурка на конце рукоятке не докторский молоточек. В итоге немец взвыв, резко дернул ногой, пребольно пнув меня по голени. Немец шипя, бросал мне в лицо что-то злобное, а мне и ругаться было не на кого, сам виноват. Так что я просто шипел, растирая пострадавший голень.
— Сергей Алексеевич, в этом совершенно нет нужды. — откровенно веселясь, к нам подошел командир пехотинцев подполковник Воронов с какой-то здоровенной тетрадью типа "книга амбарная". — К счастью австрийские немцы ничуть не уступают своим германским сородичам в страсти к порядку и бюрократии. Вот, извольте полюбоваться. Все переговоры по телеграфу и телефону занесены в соответствующий журнал. Даже копии телеграмм имеются.
— Замечательно, что там пишут интересного?
— Самое интересное на данный момент, это отправка сюда одного батальона с севера и сводного полка пехоты из Поморжан. Оттуда же обещано прибытие бронепоезда, если я правильно понял эти сокращения. И совсем уж скоро, буквально с минуты на минуту должен подойти состав с различными военными грузами. Приказано обеспечить его скорейшую разгрузку и возвращение.
— Ну что же, надеюсь, груз будет полезным. Организуйте встречу состава и подходите в штаб. Надо подготовить теплый прием всем гостям. Кстати, а где у нас нынче штаб?
— Я полагаю наиболее подходящим соседнее помещение. Там достаточно просторная комната, великолепный дубовый стол и связь рядом. — Подполковник элегантным жестом указал на дверь смежной комнаты, но вспомнив, где мы находимся, чуть смутился. — Впрочем, связь для нас сейчас не имеет значения.
Заседание штаба отряда прошло плодотворно, несмотря на то, что было дважды прервано. Первым нас оторвал от споров ожидаемый поезд с имуществом. Свисток, пара выстрелов и громкий мат прямо под окнами, заставили прервать работу и полюбопытствовать. Впрочем, смотреть было уже не на что. Бойцы подгоняли паровозную бригаду, а заметивший наш интерес Воронов с радушной улыбкой отдал честь и царственным жестом показал на эшелон. Прошу, мол, получите. Штабные улыбнувшись в ответ, вернулись к карте.
Вчерне план был готов. Поскольку мы знали, какими силами и откуда противник движется к нам, а сам противник пребывал в неведении о сложившемся положении и спешил на помощь к обороняющимся товарищам, то было решено разгромить его силы из засад. Для этого по обеим дорогам уже отправили по разведгруппе. В каждую из них входил опытный офицер, который должен был выбрать место для засады и пара наблюдателей с телефоном. Эти ребята после выбора места должны были, двигаясь параллельно дороге, продвинуться, насколько хватит провода, замаскироваться и следить за дорогой. Прибытие вражеского бронепоезда нас не пугало. На четырех бронеавтомобилях сделанных по первому проекту, стояли морские 47мм пушки. Бронебойные снаряды к ним тоже были. Захватили мы их для борьбы с врагом, засевшим в зданиях, но теперь придется применять по прямому назначению. Канониры из флотских утверждали, что пробьют броню легко, тем более что дистанция предполагалась небольшая, а сама броня на такое воздействие рассчитана не была.
Гораздо более сложным для нас решением было помочь основным силам в прорыве австрийской обороны ударом с тыла. Судя по канонаде, ударники продвигались значительно медленнее, чем предполагалось. Отправлять им помощь половину бронегруппы было рискованно, но опасность остаться одним в окружении врагов на неопределенный срок перевешивала. Так что посомневавшись и поспорив, все же решили помочь армейцам.
Вот тут-то нас и прервали второй раз, да так, что я чуть не сгорел от стыда. Сотня венгерских кавалеристов спокойно въехала на станцию, прошла мимо трудившихся под руководством наших младших командиров бывших пленных и, не заметив ничего подозрительного, заявилась прямо на площадь перед штабом. Здесь-то их командир и заподозрил неладное, узрев сразу пять бронеавтомобилей с красным флагом и русскими надписями на бортах. К счастью, наши заметили непорядок чуть раньше и дружно развернули на гостей все имеющиеся стволы. Венгерский командир было дернулся, но еще одна машина заблокировавшая обратный путь, заставила его смириться.
Уже через минуту он, чопорно исполнив положенный ритуал, вручил мне свою саблю в полной уверенности, что попал в тщательно спланированную ловушку. Его препроводили к остальным пленным офицерам, а солдат заперли на угольном складе. Происшествие позабавило всех кроме меня. Нам просто повезло, что венгры слишком поздно поняли под чьим контролем находиться станция. Отсутствие караула на одном из направлений было моей ошибкой. Я просто указал ротным, какие участки им брать под свой контроль, а часовых они выставляли сами. Охраной всего периметра в итоге не озаботился никто. Правильно мне говорили все встречные и поперечные, учиться мне еще и учиться. Пока что я не командир, а сплошное позорище. Это же надо умудриться наделать столько ошибок меньше чем за полдня.
После этой нечаянной победы совещание прошло в приподнятом настроении. Вскоре свежесформированные группы выдвинулись занимать свои позиции. Засадников перевооружили трофейными манлихерами. Причин для этого было две. Во-первых, манлихер был заметно скорострельней и трехлинейки и маузера. Дело было в устройстве затвора. Его не надо было поворачивать, как у других винтовок. Рукоятка просто тянулась на себя, а поворот осуществлялся за счет спиральных пазов. Винтовка эта очень ценилась нашими войсками в качестве трофея. Еще при подготовке наступления местные нам жаловались, что австрияки стали переходить на германские маузеры и скоро добыть манлихер станет трудно. Наслушавшись этих причитаний, мы радостно хватали винтовки, жертвуя драгоценным временем. Так что теперь эта хозяйственность должна принести нам пользу. Благо дистанция стрельбы предполагалась небольшая и скорострельность должна многократно перекрыть проблемы использования малознакомого и непроверенного оружия. Второй причиной стала банальная нехватка патронов. Уж больно много их сожгли пулеметы в бою с заслоном, пока пехота собиралась духом. Так что было решено сэкономить на личном оружии.