– Смотреть на неё теперь… – с неприязнью произнёс Гектор, оглядывая спящую Гуниллу. – Если тебе лучше, Клара, я могу отвести тебя до сортира.
Ника рывком поднялась на ноги, провоцируя свое тело. Если падает в обморок – пусть падает сейчас! Но даже голова почти не кружилась, а тело – чужое, в этом не было ни малейших сомнений – слушалось, как родное. Ника крутанулась на месте – с точки зрения физических возможностей тела, все было в полном порядке. Разве что некоторые неудобства добавляла размера на два увеличившаяся грудь, но с этим можно было смириться. Даже было слегка интересно поносить всё это. К своему второму Ника давно привыкла, но обладательницам четвёртого в глубине сердца завидовала.
– Тебе надо постирать одежду, Клара, – в ответ на кручения Ники по комнате пояснил Гектор, – в этом тебя на кухню не пустят.
Пусть Клара, если так, пронеслось у неё в мозгу. Допустим, Клара, которая сошла с ума. Почему я ощущаю себя как Ника? Мы обе сошли с ума или… Гадалка! Это не может быть не связанно с выпитым пузырьком! И всё происходящее позже можно интерпретировать как продолжение той истории. Такого не бывает, а между тем вот оно, небывающее, стоит рядом и воняет на расстоянии.
– Тебе нужно постирать одежду, – повторил Гектор. – Даже не думай, что в этом тебя пустят на кухню.
Ника продолжала вертеться, оглядывая себя, как только возможно. Ощупала руками груди, засунула руки под юбку и пошарила там. Гектор воспринял происходящее с интересом и развязал верёвку, удерживающую его штаны.
– Даже не думай, – резко остановила его Ника. – НЕТ!
Глаза Гектора удивленно округлились, и он стал похож на зависший посреди астрономического расчёта компьютер. Лампочки работали, но ничего не происходило.
Этой Кларе лет тридцать-тридцать пять – проверяя новые ощущения, продолжала думать Ника. Мое сознание находится в теле посторонней тётки, которая находится в постороннем пространстве. Поздравляю. Приехала. По-моему, в дурдом с меньшим принимают.
Находящийся рядом и, в конце концов, очнувшийся Гектор, поднял руку для того, чтобы ударить ее по лицу, но в последний момент передумал – наверное, вспомнил о ее плохом самочувствии.
По коридору Ника шла сама, и по двум высоким лестничным пролётам, сложенным из продавленного временем, но довольно еще добротного камня. Во дворе, кроме крытых соломой конюшен и знакомых уже виселиц, от которых Ника всё равно отвела взгляд, находился ещё бассейн, полный нечистой воды. Толку от него, впрочем, не было никакого, мыться в нем никто не мылся, а быть первой девушкой на деревне Нике не хотелось.
О приближении сортира стало понятно метров за пятьдесят. Мухи и характерные запахи не давали ошибиться. Выгребная яма примыкала к стене замка и излишки заполнения переливались за край.
В качестве стульчака служила одна толстенная, загаженная предыдущими посетителями палка.
– Нет, – сказала Ника. – Я пока не хочу. – Где я могу помыть себя?
– Совсем дурная, – посетовал Гектор. – Одежду можешь помыть в реке. А если у тебя совсем башка не соображает, то в этом году ты уже мылась, и, если не хочешь сдохнуть от плесени, пореже подходи к воде. Смой дерьмо с платья и достаточно.
– Что за плесень? – ошарашенно спросила Ника. – Расскажи про неё больше.
– Да что, разве она одна? Все болезни, дурная твоя башка, происходят от воды! Поэтому нормальные люди моют водой только ладони. И пьют воду – если уж заболеть решили…
Явно расстроенный памятью Ники, Гектор пошёл вдоль стены замка.
– Покажи мне, как пройти к реке, – попросила его Ника.
Какое-то время он пытался вразумлять ее, но потом махнул рукой и пошел по уходящему вниз и пахнущему сыростью проходу.