— Я не… Я не невинна. Вам следует знать. Он молча глядел на нее.

— Я была ребенком. Друг моего отца… миссионер в Африке. Однажды ночью он забрался ко мне и… Я не невинна. У меня случилась внебрачная связь. Отец убил его. Мне важно, чтобы вы знали.

Ральфа сочувственно дрогнуло. Он взял Кэтрин за руку. На мгновение. Впервые.

— Это в прошлом и было давно. Не думайте больше об этом.

Кэтрин смотрела в сторону.

— Для меня это ничего не значит, — добавил Ральф — Невинных нет. Моя дочь, Франческа, была невинна, и больше никто.

Он вышел в холл. Кэтрин казалась ему красивой и непостижимой. Ему хотелось отвести ее в свою спальню и уложить на огромную отцовскую кровать с массивным резным изголовьем из вишневого дерева. Кровать была заправлена прекрасным свежим бельем. Он откинул бы покрывало и уложил бы ее на прохладные белоснежные льняные простыни. Этот материал ткали на станках его фабрики. Он встал бы перед ней и мгновенно расстегнул все пуговицы на своей одежде. Оставил бы на тумбочке тяжелые серебряные отцовские часы. Опустился бы подле нее в белье, выстиранном миссис Ларсен, которое он менял ежедневно. Белье, всегда безупречно чистое, застегивалось на пуговицы от паха до шеи.

Каждое утро, еще до рассвета, Ральф мылся горячей водой. Комната напоминала турецкую баню, воздух поднимался ароматными струями. Он встанет перед Кэтрин, не думая о том, каким сильным и крепким было когда-то его тело. Не вспоминая о том, как истратил себя на шлюх.

Те задыхались от восторга, когда видели его голым, поражались силе и грациозности его тела. Он и сам удивлялся своему обнаженному отражению в большом зеркале. Шлюхи радостно хихикали и щебетали по-итальянски что-то для него непонятное что-то непонятное, это было так давно.

Он смотрел на Кэтрин. И представлял ее в постели. В своей постели.

Ему хотелось взять в ладони ее лицо, чтобы она подняла наконец на него глаза. Он бы по глазам прочел кто она. Узнал спрятанную от него душу. Ральф хотел поцеловать ее, держа за щеки, и получить в ответ страстный поцелуй. Хотел, чтобы ее рука проникла ему под рубашку и впервые дотронулась до волос на его груди до его кожи. И чтобы она тоже желала всего этого и одновременно этого боялась. Хотел, чтобы она подчинилась.

Иногда Труит ощущал свое одиночество, как пожар внутри. И казалось выходом взять бритву, полоснуть себя, отодрать кожу и прекратить этот пожар.

И понятно было, что этого не случится, этого с ним

никогда не произойдет.

— Хочу кое о чем попросить, — сообщила Кэтрин, глядя в огонь.

Впервые она выразила какое-то желание.

— Да, я слушаю.

— Я говорю о свадебном наряде. Было бы неплохо заказать в Чикаго ткань и сшить платье. Все девушки о нем мечтают. И еще кольцо, небольшое и не шикарное. Отец твердил, что кольца у меня не будет. По этой причине оно мне необходимо. Не для того, чтобы задним числом досадить отцу, а просто доказать себе, что маленькие мечты сбываются, и неважно, что тебе внушают люди.

— Я дам вам все, что угодно. Я ведь обещал.

— Не стоит слишком беспокоиться. Я не жду многого. У нас с вами договор, верно? Не детский каприз. У нас обоих есть причины для брака.