— Но не каждый получает угрозы от человека, который причинил ему большую боль.

— Как думаете, — снова заерзала на стуле я, — он вырвал сережку у меня из уха специально, чтобы потом ею запугивать?

— Подозреваю, что таким образом он собирает трофеи, напоминания о каждой из своих жертв. Что-то вроде оленьих рогов, которые охотники вешают на стены.

— А Леша? — вспомнила я о маньяке, почерк которого спутала с манерой своего насильника. — Вы же с ним работали. Он тоже срывал сережки, чтобы хранить как трофеи?

— Алексей повторял ритуал убийства, рассказы о котором вызвали у него первую эрекцию. Те же, кто его когда-то совершил, сорвали обе сережки, а не одну, как в вашем случае, потому что собирались их продать.

— Простите, мне не надо было… — опустила взгляд на вздувшийся стык линолеума я. — Мне нужно вас благодарить за то, что не регистрируете мое лечение. Тогда бы мне не только пистолет, но и водительские права не дали. А я к вам вместо этого с претензиями.

— Аделина, вы задаете правильные вопросы. Вам необходимо разобраться в происшедшем, особенно в мотивах. Меня беспокоит другое. Насколько я понял, вы так и не начали выходить из дома одна, даже на несколько минут, как мы договаривались.

— Вы же сами говорите, мне есть, чего бояться.

— Но разве это повод не бороться со страхом?

— Какой смысл так рисковать?

— Почему вы решили, что риск увеличится? — улыбнулся психиатр. — Разве только вы серьезно полагаете, будто младший брат способен защитить вас от насильника?

— Николай Игоревич, вы сейчас хотите усугубить мое положение?

— Я хочу, чтобы вы задумались.

— Если я об этом задумаюсь, то вообще перестану выходить из дома!

— Но ведь до сих пор с вами ничего не случилось. Так вы полагаете, что причина в присутствии рядом четырнадцатилетнего паренька?

— Не знаю… Нет.

— Тогда вы не будете возражать, — он направился к двери и, выглянув из кабинета, позвал: — Егорушка, дружок, зайди к нам.

— Не жди меня, хорошо? — через силу улыбнулась я брату.

— Что, тебя уже в психушку упекли? — хихикнул он, но заметив, что никто не смеется, посерьезнел.

— Ничего подобного, — ответил за меня психиатр. — Просто мы с твоей сестрой договорились, что с этого момента она будет гулять одна.