Подобные шаги современная либеральная историография склонна преподносить как «становление тоталитарного государства», но если мы будем рассматривать события в Венгрии в широком историческом контексте, то не увидим ничего удивительного и экстраординарного. В тот же период в Италии, ФРГ и Японии не без вмешательства американских оккупационных сил складывались фактически однопартийные режимы христианско-демократических или либерально-демократических партий, сохранившие политическую гегемонию вплоть до начала 1990-х годов.

Впрочем, не стоит смотреть на эпоху, предшествующую мятежу 1956 года, сквозь розовые очки. Венгрия продолжала оставаться крайне бедным и отсталым государством, только что проигравшим войну. По результатам перемирия Будапешт был вынужден отказаться от всех территориальных приобретений, полученных в годы союза с Третьим рейхом. Решения Венских арбитражей от 2 ноября 1938 года и 30 августа 1940 года были денонсированы. Венгрии предлагалось вернуть значительные территории Чехословакии, Югославии и Румынии, присоединенные к королевству в предшествующие годы. На страну были наложены репарационные выплаты в размере 300 миллионов долларов по курсу 1947 года. Все это вызвало недовольство националистически настроенных масс.

Российский исследователь Валентин Алексеев писал: «В межгосударственных связях Советского Союза и Венгрии, как это нередко бывает в неравноправных отношениях, утвердилось зазнайство и преувеличенное представление о собственной значимости одних, льстивость и угодничество других, бесцеремонность с одной стороны и страх с другой… В стране закипало раздражение против подстраивания под советские образцы всех элементов социальной жизни, вплоть до малозначительных по существу, но особенно чувствительных для широких масс знаковых примет вроде введения в школах советской шкалы оценок успеваемости, а в венгерской армии — советского покроя одежды (гимнастерок и т. п.)»³⁷.

Конечно, сегодня, оглядываясь на реставрацию в Восточной Европе, с ликвидацией национальной культуры в пользу Голливуда, повсеместной американизацией и фактическим управлением ряда стран советниками из США, подобные претензии можно назвать смешными, но для венгров, воспитанных в презрении к «варварам с востока» и в преклонении перед Западом, любое следование советскому опыту воспринималось как унижение.

Ситуация в экономике обострилась после начавшегося в 1948 году конфликта между СССР и Югославией, а также по ходу эскалации холодной войны. Граничившая с Социалистической Федеративной Республикой Югославия СФРЮ Венгрия внезапно оказалась «прифронтовым» государством. Многие проекты, которые строились с расчетом на кооперацию с Белградом, были заморожены, огромные средства направлены на развитие тяжелой и оборонной промышленности. Страна снова готовилась к войне.

Расплачиваться за новую политику приходилось прежде всего венгерским трудящимся. Положение рабочего класса было очень тяжелым. На 1954 год у 15 % не было одеял. У 20 % отсутствовала зимняя одежда. Рабочий в тот период получал около 1200 форинтов в месяц, что было недостаточно для жизни. Лишь 15 % семей имели содержание на уровне прожиточного минимума³⁸. До определенного момента власти могли ссылаться на «тяжелое наследие старого режима», но послевоенный экономический бум с каждым годом делал этот аргумент все более и более уязвимым. В 1953 году произошло падение зарплат в промышленности, и их уровень снова вернулся к показателям 1949 года. Раздаваемые после войны щедрые обещания коммунистов оказались невыполненными, и массы постепенно охватывало чувство разочарования. Недовольство подпитывала работавшая на Венгрию западная пропаганда, распространявшая слухи и подогревавшая недоверие к правительству.

Уже в 1953 году на Чепельском комбинате в Будапеште, флагмане венгерской промышленности, произошли волнения почти 20 тысяч рабочих, поднявшихся против низких зарплат, нехватки продуктов питания и тяжелых производственных норм. Рабочие выступления прошли и в других городах страны.

Совершенные ошибки были вынуждены признать даже советские публикации, вышедшие после 1956 года: «Партийным и государственным руководством был также неоправданно завышен темп развития промышленности, сопровождавшийся отставанием в развитии сельского хозяйства и в повышении жизненного уровня населения. В частности, в 1951 году в связи с успехами по выполнению первого пятилетнего плана последний был пересмотрен в сторону ничем не обоснованного завышения плановых показателей. Так, промышленное производство в целом должно было увеличиться уже не на предполагавшиеся 86, а на 200 %, машиностроение — не на 104, а на 280–290 %, сельскохозяйственное производство — не на 42, а на 50–55 %, жизненный уровень населения — не на 35, а на 50–55 %.

Пересмотренный пятилетний план оказался нереалистичным и привел к большим затруднениям в экономическом развитии страны. В 1951–1953 годах жизненный уровень населения не только не вырос, а даже понизился...»³⁹

Обострение на международной арене нашло отражение и во внутренней политике Венгрии. В 1948 году в верхушке ВПТ начались политические чистки и репрессии. Самым известным стало дело бывшего министра внутренних дел Ласло Райка, объявленного «хортистским шпиком», «американо-французским агентом» и сообщником «клики Тито — Ранковича». В 1949 году он был осужден и казнен в ходе показательного процесса. Вместе с ним жертвами репрессий пали генералы Шойом, Или, Палфи, Белезнаи, Реваи, известные партийные работники Салаи и Сеньи. Были арестованы и подвергнуты тюремному заключению бывшие президенты Золтан Тильди и Арпад Сакашич, бывший министр иностранных дел Каллаи, а также множество других видных деятелей номенклатуры, среди которых был и Янош Кадар.

В свое время «Независимая газета» писала, что «Репрессии Ракоши в масштабах Венгрии не уступают достижениям его учителя [Сталина]»⁴⁰. Другое интернет-издание писало, что «по всей Венгрии был развернут террор небывалых масштабов. Считается, что из девяти с половиной миллионов венгров более четверти были подвергнуты судебным преследованиям с различными последствиями»⁴¹. К сожалению, мы имеем здесь дело с заведомыми манипуляциями в духе практики печально известного «Мемориала». В действительности при Ракоши в Венгрии было казнено от 100 до 200 человек и 40 тысяч человек подверглись тюремному заключению⁴². Учитывая, что многие из этих людей были невиновными в приписываемых им преступлениях, речь идет о возмутительном явлении, но указанные цифры и близко не стоят к числу жертв ракошистского режима, появляющихся на страницах не только публицистических, но даже научных изданий. (Чаще всего фигурирует цифра в 650 тысяч человек — по всей видимости, говорится о лицах, на которых имелись досье в органах безопасности. Учитывая ультраправые настроения, царившие в венгерском обществе до 1944 года, такое количество людей, находившихся под наблюдением, не должно вызывать удивления⁴³.)

Репрессии на какое-то время консолидировали партийное и политическое руководство вокруг фигуры Матьяша Ракоши, но породили затаенное недовольство среди партийной бюрократии. Как и их советские коллеги, чиновники не хотели жить под вечным дамокловым мечом бонапартистского государства. Номенклатура выжидала удобный момент, чтобы избавиться от диктатора и взять власть в свои руки.

Смерть Сталина 5 марта 1953 года положила конец и эпохе «высокого сталинизма» в Советском Союзе, и эпохе ракошизма в Венгрии. Почти сразу после кончины Сталина в СССР начался процесс десталинизации, который в последующие годы затронул и страны Восточного блока.

В июне 1953 года правительственная делегация ВПТ, возглавляемая Матьяшем Ракоши, была подвергнута резкой критике на переговорах в Москве. Спустя еще несколько дней вождь венгерских коммунистов был освобожден от должности премьер-министра (сохранив за собой пост генерального секретаря партии), а на его место был избран Имре Надь.

Безвольный и беспринципный Имре Надь был удобен для партийного руководства как легко управляемая фигура. 4 июля 1953 года новый премьер-министр выступил на сессии Государственного собрания Венгерской Народной Республики (ВНР) с программой реформ, предусматривавшей отказ от ориентации на тяжелую индустрию, разрешение выхода крестьян из сельскохозяйственных кооперативов и начало реабилитации жертв политических процессов конца 1940-х — начала 1950-х годов. Как вспоминал А. Генц, будущий президент Венгерской Республики, «премьер-министром Венгрии Москва назначила Имре Надя. И случилось чудо — Имре Надь впервые за пять лет назвал вещи своими именами. Миллионы в прямом смысле слова рыдали у репродукторов»⁴⁴.

Как показали дальнейшие события, борьба в руководстве ВПТ была далека от завершения. Матьяш Ракоши имел сторонников среди партийной верхушки, и весной 1955 года Надь, ставший символом и знаменем венгерской десталинизации, оказался вынужден оставить свой пост и даже был исключен из партии. Но ракошисты недолго торжествовали победу. 14–25 февраля 1956 года прошел знаменитый XX съезд КПСС, который стал моральной легитимацией реформаторского крыла бюрократии как в СССР, так и в Восточной Европе.

После выступления Хрущева на Ракоши и его сторонников началась новая массивная атака. 21 февраля 1956 года в «Правде» вышла статья академика Е. Варги «Семидесятилетие со дня рождения Белы Куна». Упоминание репрессированного вождя революции 1919 года подорвало миф о Ракоши как создателе и неизменном лидере венгерских коммунистов. К обличениям подключилась и околопартийная творческая интеллигенция. 30 марта 1956 года на партийном собрании в Союзе писателей Венгрии Ракоши критиковали за нежелание извлекать уроки из постановлений XX съезда. Подобные голоса звучали на партсобраниях по всей стране. К кампании против бывшего вождя присоединились и вышедшие на свободу репрессированные коммунисты — Я. Кадар, Д. Марошан и др.

Таким образом, если в Советском Союзе реформаторское крыло КПСС достаточно быстро сломило открытую оппозицию сталинистов, в Венгрии правящая ВПТ оказалась расколота внутренней борьбой. С одной стороны выступали сторонники Матьяша Ракоши. С другой — часть бюрократии, которая хотела реформ. Хобсбаум писал: «В коммунистических режимах 1950-х годов перемены происходили сверху или не происходили вовсе. Венгерская революция соответствовала ленинской модели “государственного кризиса, который влечет за собой… вовлечение масс в политику”. В случае с коммунистическими режимами “правительственный кризис” означал раскол внутри правящей партии»⁴⁵.

Одним из центров антисталинистской фракции стал литературный кружок имени Петефи, функционировавший при Союзе трудящейся молодежи. Дискуссии, которые шли на этой площадке, доводили разногласия в кругах партийной верхушки до самых широких слоев населения и воодушевляли силы, которые мечтали о возвращении к порядкам, существовавшим до 1945 года.

Развязка внутрипартийной борьбы наступила во время пленума Политбюро ВПТ, когда Матьяша Ракоши освободили от поста первого секретаря партии. Но его преемник Эрнё Герё был не способен взять ситуацию под контроль. Как докладывал советский посол в Будапеште Юрий Андропов, «Герё не пользуется популярностью среди широких партийных масс, сухость в обращении с людьми заставляет многих работников сдержанно принимать его кандидатуру»⁴⁶.