Он взглянул на неё искоса, но она не проронила ни слова, внимательно рассматривая дома и улыбаясь детям, которые играли на ступенях. Её улыбка внезапно заставила его забыть, что он собирался сказать.

Она прошла вперед.

– А это? – спросила девушка.

Аннибал вздрогнул и поспешил пройти через ботанический сад, радуясь в душе его четкой геометрической планировке и тому, с каким усердием там трудятся монахини. Остановившись возле колодца, он разъяснил, как работают резервуар для дождевой воды и семь фильтрующих слоев минеральных солей и песка, которые делали венецианскую воду самой чистой городской водой в мире. Но он заметил, что девушка с любопытством разглядывает каменного льва с запечатанной книгой.

– А эти сёстры в черных рясах – из монастыря Мираколи, – продолжал он.

– Они ухаживают за больными?

– Нет. Только я вхожу в Тезон. Они помогают семьям и мне. Они заботятся о саде, озёрах с форелью, занимаются стиркой. Они ездят на материк за припасами, разводят кур и коз. Я передам тебя Бадессе. Ты можешь есть с сёстрами и будешь помогать им в повседневных заботах.

Он взглянул на неё через маску – на обнаженную шею. Для него не имело значения, что она турчанка, но он знал, что женщины в её стране укрываются вуалью, и задумался, каких мучений ей стоило ходить без покрывала. Большое облегчение – прятать лицо; для него и для неё. «Можешь, укрыть лицо, если хочешь», – сказал он резко.

Фейра взглянула на пустые красные стеклянные глаза, стараясь представить себе, что скрывается за ними.

В Турции большое значение имеет понятие fearset – внешние черты. Человеческое тело – одеяние для души, и, следовательно, изучив физические черты, можно определить характер и темперамент. Но человек-птица, устроивший это место, был скрыт с головы до пят, даже больше, чем она привыкла скрывать себя, и его лицом был омерзительный клюв. Она могла судить о нем только по его речи и поступкам: человек-птица предложил ей убежище – не только место, где можно укрыться, но и настоящее уединение. Здесь, как оказалось, ей позволят закрыть лицо. Это первое проявление доброты с его стороны.

Фейра посмотрела на одну из монахинь, которая копала землю в саду. С её шеи свисал простой шнурок с деревянными четками, на котором висел небольшой металлический крест, поблескивающий на солнце. Точно такой же подарила ей Корона Кучина, и она всё ещё носила его на груди, с миниатюрным пророком-пастухом, висящим на кресте. Она сняла брошь с кружевной шали и бросила её в колодец. Затем повязала шалью голову и повернулась к нему.

– Я не буду помогать им, – сказала она и показала на Тезон. – Я буду помогать вам.

Человеку-птице понадобилось не больше часа, чтобы понять, что Фейра – настоящая находка для него. Когда колокола прозвенели четыре раза, он позвал её к себе.

– Хорошо, – сказал он. – С этого дня ты будешь сиделкой.

Фейра ничего не ответила. В гареме она занимала более высокое положение, но это было гораздо лучше, чем работа служанки.

– Сколько тебе платил архитектор?

– Один цехин в неделю.

– Значит я буду платить столько же.

Если Фейра думала, что её повысили, то она ошиблась.

Ее обязанности здесь были намного тяжелее, чем в доме Палладио. В первый день на острове она таскала грязные матрасы из-под больных, кормила и поила их, меняла повязки и ставила компрессы на бесконечные швы, которые находила на каждом пациенте. На неё произвело впечатление устройство Тезона, но до образцовой больницы было ещё далеко. Действительно, человек-птица хорошо изолировал больных, комната с дымом, в которую вели большие ворота, дезинфицировала доктора каждый раз, когда он входил и выходил, и пациентам было вполне удобно на тюфяках – насколько это было возможно. Его врачебные кабинеты были хорошо оборудованы, ботанический сад приносил плоды. Запасы продовольствия и воды находились снаружи, возле сторожки. Но больные лежали вместе, как селёдки в бочке, и никто, казалось, не заботился об их душевном состоянии.