– Ты была испугана, – проговорил Броуди, и сильная тревога в его голосе отозвалась в Мэдди новым приступом слабости.

– Нет, – возразила она. – Ничего подобного. – Подумать только, еще одна ложь. Мэдди определенно делала «успехи».

– Да, когда ты открыла парадную дверь. Ты боялась. А теперь… – Склонив голову набок, Броуди медленно оглядел Мэдди, и под его пристальным взглядом по спине у нее поползли мурашки. – Дело не только в одежде, – нахмурившись, протянул он. – Ты выглядишь иначе.

Увы, он чертовски близко подобрался к правде. С горестным вздохом, который Броуди не мог услышать, Мэдди опустила шторы, стремясь от него отгородиться.

– Черт возьми, Мэдди! – Он уперся ладонью в стекло. – Перестань.

– Извини. Мне очень жаль.

Мэдди действительно сожалела. Сожалела так сильно, что спазм сдавил горло и слезы обожгли глаза. Казалось, еще немного, и она не выдержит и сломается. Впервые за долгие годы. Потому что она не хотела уходить. Не хотела потерять Броуди. Потерять навсегда…

– Мэдди.

Она закрыла глаза, не думая о том, что этот беспомощный жест – жалкая попытка спрятаться – выдавал ее с головой.

– Давай заключим сделку, – предложил Броуди. – Я увеличу тебе зарплату, если ты меня впустишь. Ты получишь солидную прибавку. Ну давай же, соглашайся – я же знаю, как ты этого хотела.

Броуди и так платил ей слишком много. Впрочем, на этом настаивали Шейн и Ноа. Будь его воля, все в компании работали бы бесплатно, откладывая каждый цент в расчете на более трудные времена. Нельзя сказать, что Броуди был скупым. Ну ладно, он действительно вел себя как настоящий скряга, ворчал по каждому поводу. Броуди вырос в бедности. В детстве ему случалось просить милостыню, брать в долг и даже воровать. Теперь, впервые в жизни, у него появились деньги. Деньги, добытые честным трудом – собственными руками и головой. Мэдди понимала, что Броуди еще не успел к этому привыкнуть.

– Ты произнес слово «увеличение» и не покрылся пятнами, – пробормотала она, напоминая себе, что обольщаться не следует и Броуди просто пытается ею манипулировать.

– Впусти меня, и я повторю свое обещание.

Получается, Мэдди что-то для него значила.

Много значила. А главное, и Броуди много для нее значил. Так много, черт возьми, что ей больно было смотреть на него. Поймав себя на этой мысли, она судорожно сглотнула. Только бы не заплакать…

– Мэдди.

Он тронул стекло, будто хотел прикоснуться к ней.

– Не надо.

Мэдди снова зажмурилась.

– Я удвою твою зарплату.